Однажды летом, в деревне Грачах, у небогатой помещицы Анны Павловны Адуевой, все в доме поднялись с рассветом, начиная с хозяйки до цепной собаки Барбоса.

En sommer i landsbyen Grachy stod alle i huset op ved daggry, lige fra værten til vagthunden Barbos, hos den ikke særligt velstående godsejerske Anna Pavlovna Aduyeva.

Только единственный сын Анны Павловны, Александр Федорыч, спал, как следует спать двадцатилетнему юноше, богатырским сном; а в доме все суетились и хлопотали.

Kun Annas eneste søn, Alexander Fedorich, sov, som en tyveårig mand bør sove, en søvn som en viking; mens alle andre i huset var travle og havde travlt.

Люди ходили, однакож, на цыпочках и говорили шопотом, чтоб не разбудить молодого барина.

Alligevel gik folk på tæer og talte hviskende for ikke at vække den unge herre.

Чуть кто-нибудь стукнет, громко заговорит, сейчас, как раздраженная львица, являлась Анна Павловна и наказывала неосторожного строгим выговором, обидным прозвищем, а иногда, по мере гнева и сил своих, и толчком.

Hvis nogen lavede en lyd eller talte højt, kom Anna Pavlovna straks til syne som en irriteret løve og straffede den uforsigtige med en skarp reprimande, et fornærmende øgenavn og nogle gange, afhængigt af hendes vrede og styrke, et slag.

На кухне стряпали в трое рук, как будто на десятерых, хотя все господское семейство только и состояло, что из Анны Павловны да Александра Федорыча.

I køkkenet lavede de mad med tre personer, som om det var ti. Alligevel bestod hele herrefamilien kun af Anna Pavlovna og Alexander Fedorich.

В сарае вытирали и подмазывали повозку.

I laden gjorde de rent og smurte vognen ned.

Все были заняты и работали до поту лица.

Alle var optaget og arbejdede til de var helt udmattede.

Барбос только ничего не делал, но и тот по-своему принимал участие в общем движении.

Barbos gjorde ikke noget, men han deltog også på sin egen måde i den generelle aktivitet.

Когда мимо его проходил лакей, кучер или шмыгала девка, он махал хвостом и тщательно обнюхивал проходящего, а сам глазами, кажется, спрашивал: «Скажут ли мне, наконец, что у нас сегодня за суматоха?»

Da en tjener, en kusk eller en pige gik forbi ham, log han med sin hale og snusede omhyggeligt til den, der gik forbi, og med sine øjne syntes han at spørge: "Vil de endelig fortælle mig, hvad al denne uro handler om i dag?"

А суматоха была оттого, что Анна Павловна отпускала сына в Петербург на службу, или, как она говорила, людей посмотреть и себя показать.

Og uroen var, at Anna Pavlovna sendte sin søn til Petersborg for at tjene, eller som hun sagde, for at se folk og vise sig selv frem.

Убийственный для нее День!

En katastrofal dag for hende!

От этого она такая грустная и расстроенная.

Det var derfor, hun var så ked af det og så oprevet.

Часто, в хлопотах, она откроет рот, чтоб приказать что-нибудь, и вдруг остановится на полуслове, голос ей изменит, она отвернется в сторону и оботрет, если успеет, слезу, а не успеет, так уронит ее в чемодан, в который сама укладывала Сашенькино белье.

Ofte, mens hun var i gang med at give ordrer, stoppede hun pludselig midt i en sætning, hendes stemme ændrede sig, hun vendte sig væk og tørrede en tåre væk, hvis hun nåede det, og hvis ikke, så lagde hun den i kufferten, hvor hun selv havde pakket Sasjenkas tøj ned.

Слезы давно кипят у ней в сердце; они подступили к горлу, давят грудь и готовы брызнуть в три ручья; но она как будто берегла их на прощанье и изредка тратила по капельке.

Tårerne havde længe kogt i hendes hjerte; de var kommet op i halsen, pressede på brystet og var klar til at strømme ud i tre strømme; men hun syntes at gemme dem til et farvel og brugte dem kun lejlighedsvis en smule ad gangen.

Не одна она оплакивала разлуку: сильно горевал тоже камердинер Сашеньки, Евсей. Он отправлялся с барином в Петербург, покидал самый теплый угол в дому, за лежанкой, в комнате Аграфены, первого министра в хозяйстве Анны Павловны и — что всего важнее для Евсея — первой ее ключницы.

Hun var ikke den eneste, der begræd adskillelsen: Sasjenkas kammertjener, Jevsej, var også meget ked af det. Han tog med herren til Petersborg og forlod det varmeste hjørne i huset, bag sengen, i Agrafenas værelse, den første minister i Annas Pavlovnas husstand og - hvad der var vigtigst for Jevsej - hendes første nøgleholder.

За лежанкой только и было места, чтоб поставить два стула и стол, на котором готовился чай, кофе, закуска. Евсей прочно занимал место и за печкой и в сердце Аграфены. На другом стуле заседала она сама.

Der var kun plads bag sengen til at sætte to stole og et bord, hvor der blev brygget te, kaffe og snacks. Jevsej indtog en fast plads både i ovnen og i Agrafenas hjerte. På den anden stol sad hun selv.

История об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме.

Historien om Agrafena og Jevsej var allerede en gammel historie i huset.

О ней, как обо всем на свете, поговорили, позлословили их обоих, а потом, так же как и обо всем, замолчали.

De talte om den, gjorde grin med dem begge, og så, som de gjorde det med alt andet, blev de tavse.

Сама барыня привыкла видеть их вместе, и они блаженствовали целые десять лет.

Baronesse selv var vant til at se dem sammen, og de havde været lykkelige i hele ti år.

Многие ли в итоге годов своей жизни начтут десять счастливых?

Hvor mange får chancen for at opleve ti lykkelige år i løbet af deres liv?

Зато вот настал и миг утраты!

Men nu var øjeblikket for tabet kommet!

Прощай, теплый угол, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка — все прощай!

Farvel, varmt hjørne, farvel Agrafena Ivanovna, farvel til spillet "Durak", kaffe, vodka og likør - farvel til det hele!

Евсей сидел молча и сильно вздыхал.

Jevsej sad tavs og sukkede højt.

Аграфена, насупясь, суетилась по хозяйству.

Agrafena rynkede panden og gjorde sig klar til at tage sig af husstanden.

У ней горе выражалось по-своему.

Hendes sorg kom til udtryk på sin egen måde.

Она в тот день с ожесточением разлила чай и вместо того, чтоб первую чашку крепкого чаю подать, по обыкновению, барыне, выплеснула его вон: «никому, дескать, не доставайся», и твердо перенесла выговор.

Den dag hældte hun te op med en vrede, og i stedet for at give baronesse den første kop stærk te, som hun plejede, hældte hun den ud og sagde: "Ikke en dråbe til nogen", og hun tog tålmodigt imod hendes kritik.

Кофе у ней перекипел, сливки подгорели, чашки валились из рук.

Hendes kaffe kogte over, fløden brændte på, og kopperne faldt ud af hendes hænder.

Она не поставит подноса на стол, а брякнет; не отворит шкафа и двери, а хлопнет.

Hun satte ikke fadet på bordet, men smækkede med det, og hun åbnede ikke skabe og døre, men lukkede dem hårdt.

Но она не плакала, а сердилась на все и на всех.

Men hun græd ikke, hun var vred på alt og alle.

Впрочем, это вообще было главною чертою в ее характере.

Det var trods alt et centralt træk i hendes karakter.

Она никогда не была довольна; все не по ней; всегда ворчала, жаловалась.

Hun var aldrig tilfreds, alt var imod hende, hun brokkede sig og klagede altid.

Но в эту роковую для нее минуту характер ее обнаруживался во всем своем пафосе.

Men i dette skæbnesvangre øjeblik for hende kom hendes karakter til udtryk i al sin intensitet.

Пуще всего, кажется, она сердилась на Евсея.

Det virkede som om hun især var vred på Jevsej.

— Аграфена Ивановна!.. — сказал он жалобно и нежно, что не совсем шло к его длинной и плотной фигуре.

- "Agrifena Ivanovna!" sagde han klagende og mildt, hvilket ikke rigtig passede til hans lange og tungtbyggede krop.

— Ну, что ты, разиня, тут расселся? — отвечала она, как будто он в первый раз тут сидел. — Пусти прочь: надо полотенце достать.

- "Nå, hvad er der galt med dig, din klods?" svarede hun, som om det var første gang, han sad der. "Flyt dig, jeg skal hente et håndklæde."

— Эх, Аграфена Ивановна!.. — повторил он лениво, вздыхая и поднимаясь со стула и тотчас опять опускаясь, когда она взяла полотенце.

- "Åh, Agrifena Ivanovna!" gentog han dovent, mens han sukkede og rejste sig fra stolen for straks at sætte sig ned igen, da hun tog håndklædet.

— Только хнычет! Вот пострел навязался! Что это за наказание, господи! и не отвяжется!

- "Han brokker sig bare! Hvad er det for en plage, Gud hjælpe mig! Han vil slet ikke forlade os!"

И она со звоном уронила ложку в полоскательную чашку.

Og hun smækkede lydigt en ske ned i skyllevasken.

— Аграфена! — раздалось вдруг из другой комнаты, — ты никак с ума сошла! разве не знаешь, что Сашенька почивает? Подралась, что ли, с своим возлюбленным на прощанье?

- "Agrifena!" lød der pludselig fra det andet rum. "Du er blevet sindssyg! Ved du ikke, at Sasjenka hviler? Har du slås med din elskede, da du tog afsked?"

— Не пошевелись для тебя, сиди, как мертвая! — прошипела по-змеиному Аграфена, вытирая чашку обеими руками, как будто хотела изломать ее в куски.

- "Jeg rører mig ikke for dig, du kan sidde som en død!" hvæsede Agrifena ondt, mens hun tørrede vaskefadet af med begge hænder, som om hun ville smadre det i stykker.

— Прощайте, прощайте! — с громаднейшим вздохом сказал Евсей, — последний денек, Аграфена Ивановна!

- "Farvel, farvel!" sagde Jevsej med et kæmpe suk. "Det er min sidste dag, Agrifena Ivanovna!"

— И слава богу! пусть унесут вас черти отсюда: просторнее будет. Да пусти прочь, негде ступить: протянул ноги-то!

- "Gudskelov! Lad djævlerne tage dig væk herfra: der bliver mere plads. Og flyt dig, der er ikke plads til at sætte fødderne ned!"

Он тронул было ее за плечо — как она ему ответила! Он опять вздохнул, но с места не двигался; да напрасно и двинулся бы: Аграфене этого не хотелось. Евсей знал это и не смущался.

Han rørte hende lige ved skulderen - og se, hvordan hun svarede ham! Han sukkede igen, men bevægede sig ikke; og det ville heller ikke have haft nogen mening at bevæge sig: det ville Agrifena ikke have ønsket. Jevsej vidste det og var ikke forarget.

— Кто-то сядет на мое место? — промолвил он, все со вздохом.

- "Er der nogen, der vil tage min plads?" sagde han stadig med et suk.

— Леший! — отрывисто отвечала она.

- "Djævlen!" svarede hun kort.

— Дай-то бог! лишь бы не Прошка. А кто-то в дураки с вами станет играть?

- "Gudskelov! Bare ikke Proshka. Og hvem ville dog lege med dig?"

— Ну хоть бы и Прошка, так что ж за беда? — со злостью заметила она. Евсей встал.

- "Selv Proshka, hvad så?", bemærkede hun vredt. Jevsej rejste sig.

— Вы не играйте с Прошкой, ей-богу, не играйте! — сказал он с беспокойством и почти с угрозой.

- "Du skal ikke lege med Proshka, jeg sværger, ikke lege!" sagde han bekymret og nærmest truende.

— А кто мне запретит? ты, что ли, образина этакая?

- "Og hvem skal forby mig det? Er du det, din lille skiderik?"

— Матушка, Аграфена Ивановна! — начал он умоляющим голосом, обняв ее — за талию, сказал бы я, если б у ней был хоть малейший намек на талию.

- "Moder, Agrifena Ivanovna!" begyndte han med en bønfaldende stemme og omfavnede hende - om hendes talje, ville jeg sige, hvis hun overhovedet havde en talje.

Она отвечала на объятие локтем в грудь.

Hun svarede på omfavnelsen med en albue i brystet.

— Матушка, Аграфена Ивановна! — повторил он, — будет ли Прошка любить вас так, как я? Поглядите, какой он озорник: ни одной женщине проходу не даст. А я-то! э-эх! Вы у меня, что синь-порох в глазу! Если б не барская воля, так... эх!..

- "Moder, Agrifena Ivanovna!" gentog han. "Vil Proshka elske dig så meget som jeg gør? Se, hvor uartig han er: Han lader ingen kvinde komme til. Og jeg! Ah! Du er som en torn i min side! Hvis det ikke var for min herres vilje..." Ah!

Он при этом крякнул и махнул рукой. Аграфена не выдержала: и у ней, наконец, горе обнаружилось в слезах.

Han hostede og vinkede med hånden. Agrifena kunne ikke holde det ud længere, og endelig kom hendes sorg til udtryk i tårer.

— Да отстанешь ли ты от меня, окаянный? — говорила она плача, — что мелешь, дуралей! Свяжусь я с Прошкой! разве не видишь сам, что от него путного слова не добьешься? только и знает, что лезет с ручищами...

- "Vil du holde op med at plage mig, din forbandede?" sagde hun grædende. "Hold din kæft, din lille idiot! Jeg skal nok tage mig af Proshka! Kan du ikke se, at du ikke får noget fornuftigt ud af ham? Han gør kun det, at han lægger sine hænder på folk..."

— И к вам лез? Ах, мерзавец! А вы, небось, не скажете! Я бы его...

- "Og på dig? Ah, din lille skiderik! Og du siger det sikkert ikke! Jeg ville slå ham..."

— Полезь-ка, так узнает! Разве нет в дворне женского пола, кроме меня? С Прошкой свяжусь! вишь, что выдумал! Подле него и сидеть-то тошно — свинья свиньей! Он, того и гляди, норовит ударить человека или сожрать что-нибудь барское из-под рук — и не увидишь.

- "Så gør jeg det! Er der ikke andre kvinder i huset end mig? Jeg skal nok tage mig af Proshka! Se bare, hvad han har fundet på! Det er kedeligt at sidde ved ham - han er en gris! Han prøver hele tiden at slå folk eller stjæle noget af herren - og man ser det slet ikke."

— Уж если, Аграфена Ивановна, случай такой придет — лукавый ведь силен, — так лучше Гришку посадите тут: по крайности малый смирный, работящий, не зубоскал...

- "Hvis det sker, Agrifena Ivanovna - og han er listig - så er det bedre at sætte Grishka herhen: Han er i det mindste stille og arbejdsom, og han fniser ikke..."

— Вот еще выдумал! — накинулась на него Аграфена, — что ты меня всякому навязываешь, разве я какая-нибудь... Пошел вон отсюда! Много вашего брата, всякому стану вешаться на шею: не таковская! С тобой только, этаким лешим, попутал, видно, лукавый за грехи мои связаться, да и то каюсь... а то выдумал!

- "Du har slet ikke fantasi!" angreb Agrifena ham. "At du prøver at indpode mig til enhver - er jeg da ikke en eller anden... Gå din vej! Du er alt for meget i din egen lille verden og hænger dig på enhver - det er ikke godt! Du er bare en lille skiderik, som Djævlen har indpoder til mine synder - og jeg fortryder det... men du fantaserer bare!"

— Бог вас награди за вашу добродетель! как камень с плеч! — воскликнул Евсей.

- "Gud velsigne dig for din dyd! Det er som at få en sten af halsen!" udbrød Jevsey.

— Обрадовался! — зверски закричала она опять, — есть чему радоваться — радуйся!

- "Du glæder dig!" råbte hun ondt igen. "Der er noget at glæde sig over - glæd dig!"

И губы у ней побелели от злости. Оба замолчали.

Og hendes læber blev hvide af vrede. De to var tavse.

— Аграфена Ивановна! — робко сказал Евсей немного погодя.

- "Agrifena Ivanovna!" sagde Jevsey forsigtigt et øjeblik efter.

— Ну, что еще?

- "Hvad nu?"

— Я ведь и забыл: у меня нынче с утра во рту маковой росинки не было.

- "Jeg glemte det: Jeg har ikke haft en dråbe makker i munden i dag."

— Только и дела!

- "Det er lige meget!"

— С горя, матушка.

- "Af sorg, mor."

Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя хлеба с ветчиной. Все это давно было приготовлено для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам. Один ломоть упал на пол.

Hun tog sukker, et glas vodka og to store brødskiver med skinke ned fra den nederste hylde i skabet. Alt dette var længe siden blevet forberedt til ham af hendes omsorgsfulde hånd. Hun gav ham dem, som man ikke engang giver til hunde. Et stykke faldt på gulvet.

— На вот, подавись! О, чтоб тебя... да тише, не чавкай на весь дом.

- "Her, spis det!" "Åh, for helvede..." "Vær stille, du skal ikke smække med munden for hele huset."

Она отвернулась от него с выражением будто ненависти, а он медленно начал есть, глядя исподлобья на Аграфену и прикрывая одною рукою рот.

Hun vendte sig væk fra ham med et udtryk af had, og han begyndte langsomt at spise, mens han kiggede skråt på Agrifena og dækkede sin mund med den ene hånd.

Между тем в воротах показался ямщик с тройкой лошадей.

I mellemtiden dukkede en vognmand med tre heste op ved indgangen.

Через шею коренной переброшена была дуга.

En bue var blevet slået over halsen på den førende hest.

Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню.

En klokke, der var bundet til sadlen, gjorde en dæmpet og ufrivillig lyd, som en beruset mand, der var blevet bundet og kastet i en vagthus.

Ямщик привязал лошадей под навесом сарая, снял шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот с лица.

Vognmanden bandt hestene under et tag i laden, tog sin hat af, tog et snasket håndklæde frem og tørrede sveden af sit ansigt.

Анна Павловна, увидев его из окна, побледнела.

Anna Pavlovna blev bleg, da hun så ham fra vinduet.

У ней подкосились ноги и опустились руки, хотя она ожидала этого.

Hendes ben svigtede hende, og hendes arme faldt ned, selvom hun havde forventet det.

Оправившись, она позвала Аграфену.

Da hun kom til sig selv, kaldte hun på Agrifena.

— Поди-ка на цыпочках, тихохонько, посмотри, спит ли Сашенька? — сказала она. — Он, мой голубчик, проспит, пожалуй, и последний денек: так и не нагляжусь на него. Да нет, куда тебе! ты, того гляди, влезешь как корова! я лучше сама...

- Gå stille og roligt hen og se, om Sasjenka sover? - sagde hun. - Han, min lille fugl, vil sandsynligvis sove hele dagen: Jeg får aldrig nok af at se ham. Nej, hvad skal du med ham? Du kommer sandsynligvis til at køre ind i ham som en ko! Jeg gør det selv...

И пошла.

Og hun gik.

— Поди-ка ты, не-корова! — ворчала Аграфена, воротясь к себе. — Вишь, корову нашла! много ли у тебя этаких коров-то?

- Gå du, din ikke-ko! - knurrede Agrifena, da hun gik tilbage til sig selv. - Se, du fandt en ko! Har du mange af den slags køer?

Навстречу Анне Павловне шел и сам Александр Федорыч, белокурый молодой человек, в цвете лет, здоровья и сил.

Alexander Fedorovich, en blond ung mand i sin bedste alder, sund og stærk, kom også mod Anna Pavlovna.

Он весело поздоровался с матерью, но, увидев вдруг чемодан и узлы, смутился, молча отошел к окну и стал чертить пальцем по стеклу.

Han hilste muntert på sin mor, men da han pludselig så kufferten og taskerne, blev han flov og gik tavs hen til vinduet og begyndte at tegne med sin finger på ruden.

Через минуту он уже опять говорил с матерью и беспечно, даже с радостью смотрел на дорожные сборы.

Et minut efter talte han igen med sin mor og så ubesværet og endda glad på rejseforberedelserne.

— Что это ты, мой дружок, как заспался, — сказала Анна Павловна, — даже личико отекло? Дай-ка вытру тебе глаза и щеки розовой водой.

- Hvorfor sover du så meget, min ven? - sagde Anna Pavlovna. - Dit ansigt er endda hævet. Lad mig tørre dine øjne og kinder med rosenvand.

— Нет, маменька, не надо.

- Nej, mor, det er ikke nødvendigt.

— Чего ты хочешь позавтракать: чайку прежде или кофейку? Я велела сделать и битое мясо со сметаной на сковороде — чего хочешь?

- Vil du have morgenmad først: te eller kaffe? Jeg bad om at lave stegt kød med flødeskum på panden - hvad vil du have?

— Все равно, маменька.

- Det er lige meget, mor.

Анна Павловна продолжала укладывать белье, потом остановилась и посмотрела на сына с тоской.

Anna Pavlovna fortsatte med at pakke tøjet, stoppede derefter og så på sin søn med længsel.

— Саша!.. — сказала она через несколько времени.

- Sasha! - sagde hun efter et stykke tid.

— Чего изволите, маменька?

- Hvad ønsker du, mor?

Она медлила говорить, как будто чего-то боялась.

Hun tøvede med at sige noget, som om hun var bange for noget.

— Куда ты едешь, мой друг, зачем? — спросила она, наконец, тихим голосом.

- Hvor skal du hen, min ven, og hvorfor? - spurgte hun endelig med en lav stemme.

— Как куда, маменька? в Петербург, затем... затем... чтоб...

- Hvorhen, mor? Til Sankt Petersborg, og derefter... og derefter... for at...

— Послушай, Саша, — сказала она в волнении, положив ему руку на плечо, по-видимому с намерением сделать последнюю попытку, — еще время не ушло: подумай, останься!

- Hør nu, Sasha, - sagde hun ophidset og lagde sin hånd på hans skulder, tilsyneladende med det formål at gøre et sidste forsøg - der er stadig tid: tænk dig om, bliv her!

— Остаться! как можно! да ведь и... белье уложено, — сказал он, не зная, что выдумать.

- Blive her! Hvordan skulle jeg kunne det! Men tøjet er pakket, - sagde han og vidste ikke, hvad han skulle sige.

— Уложено белье! да вот... вот... вот... гляди — и не уложено.

- Tøjet er pakket! Men se... se... se... se - det er slet ikke pakket.

Она в три приема вынула все из чемодана.

Hun tog alt ud af kufferten i tre omgange.

— Как же это так, маменька? собрался — и вдруг опять! Что скажут...

- Hvordan kan det være, mor? Han pakkede - og pludselig igen! Hvad vil de sige...

Он опечалился.

Han blev ked af det.

— Я не столько для себя самой, сколько для тебя же отговариваю.

- Jeg forsøger at tale dig fra det, ikke så meget for min egen skyld, som for din.

Зачем ты едешь? Искать счастья?

Hvorfor tager du af sted? For at søge lykken?

Да разве тебе здесь нехорошо?

Er du ikke glad her?

разве мать день-деньской не думает о том, как бы угодить всем твоим прихотям?

Tænker din mor ikke hele tiden på, hvordan hun kan tilfredsstille alle dine ønsker?

Конечно, ты в таких летах, что одни материнские угождения не составляют счастья; да я и не требую этого.

Selvfølgelig er du i en alder, hvor en mors omsorg ikke er nok til at gøre dig glad; men det er heller ikke det, jeg beder om.

Ну, погляди вокруг себя: все смотрят тебе в глаза.

Nå, se dig omkring: Alle kigger på dig.

А дочка Марьи Карповны, Сонюшка?

Og hvad med Marija Karpovnas datter, Sonjushka?

Что...

Hvad...

покраснел?

er du rød i hovedet?

Как она, моя голубушка — дай бог ей здоровья — любит тебя: слышь, третью ночь не спит!

Hvor meget elsker hun dig, min lille skat - Gud give hende sundhed - hun sover ikke for tredje nat i træk!

— Вот, маменька, что вы! она так...

- Se, mor, det er ikke sandt! Hun elsker dig så meget!

— Да, да, будто я не вижу... Ах! чтоб не забыть: она взяла обрубить твои платки — «я, говорит, сама, сама, никому не дам, и метку сделаю», — видишь, чего же еще тебе? Останься!

- Ja, ja, som om jeg ikke kan se det... Ah! Jeg må ikke glemme det: Hun tog dine tørklæder for at klippe dem - "jeg gør det selv, jeg giver dem ikke til nogen, og jeg syr et mærke på dem", - ser du, hvad mere vil du have? Bliv her!

Он слушал молча, поникнув головой, и играл кистью своего шлафрока.

Han lyttede tavst med hovedet bøjet og lege med kraven på sin morgenkåbe.

— Что ты найдешь в Петербурге? —

- Hvad vil du finde i Petersborg?

продолжала она. —

- fortsatte hun.

Ты думаешь, там тебе такое же житье будет, как здесь?

- Tror du, at du vil have et lignende liv der, som her?

Э, мой друг!

- Nå, min ven!

Бог знает, чего насмотришься и натерпишься: и холод, и голод, и нужду — все перенесешь.

- Gud ved, hvad du vil se og udholde: koldt, sult og nød - du vil klare det hele.

Злых людей везде много, а добрых не скоро найдешь.

- Der er mange onde mennesker overalt, men det er ikke let at finde gode mennesker.

А почет — что в деревне, что в столице — все тот же почет.

- Og hvad angår respekt - det er det samme i landsbyen som i hovedstaden.

Как не увидишь петербургского житья, так и покажется тебе, живучи здесь, что ты первый в мире; и во всем так, мой милый!

- Hvis du ikke ser Petersborg-livet, vil du, når du bor her, tro, at du er den bedste i verden. Og det gælder alt, min kære!

Ты же воспитан, и ловок, и хорош.

- Du er jo opdraget, og du er snedig og flot.

Мне бы, старухе, только оставалось радоваться, глядя на тебя.

- For mig, en gammel dame, er det bare at glæde mig over at se dig.

Женился бы, послал бы бог тебе деточек, а я бы нянчила их — и жил бы без горя, без забот, и прожил бы век свой мирно, тихо, никому бы не позавидовал; а там, может, и не будет хорошо, может, и помянешь слова мои...

- Hvis du giftede dig, og Gud gav dig børn, ville jeg passe dem - og så ville jeg leve uden sorg, uden bekymringer, og jeg ville leve mit liv fredeligt og stille, og ingen ville misunde mig. Men måske vil det ikke gå godt der, og måske vil du komme til at tænke på mine ord...

Останься, Сашенька, — а?

- Bliv, Sasjenka - ikke?

Он кашлянул и вздохнул, но не сказал ни слова.

Han hostede og sukkede, men sagde ikke et ord.

— А посмотри-ка сюда, — продолжала она, отворяя дверь на балкон, — и тебе не жаль покинуть такой уголок?

- Se lige herhen, fortsatte hun og åbnede døren til balkonen - og du synes ikke, det er synd at forlade et sådant sted?

С балкона в комнату пахнуло свежестью.

Der kom en frisk duft ind i rummet fra balkonen.

От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени.

Haven med gamle linde, tætte tidsler, hyldetræer og syrenbuske strakte sig fra huset over et stort område.

Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью.

Blomsterne var farverige mellem træerne, og stierne løb i forskellige retninger. Søen lå stille på den ene side, badet i gyldne stråler fra morgensolen, og på den anden side var den mørkeblå som himlen, der afspejlede sig i den, og den var kun let rystet af bølger.

А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.

Og der var marker med bølgende, farverige afgrøder, der gik opad i en amfiteaterform og sluttede ved den mørke skov.

Анна Павловна, прикрыв одной рукой глаза от солнца, другой указывала сыну попеременно на каждый предмет.

Anna Pavlovna dækkede sine øjne for solen med den ene hånd og pegede skiftevis på hvert objekt for sin søn.

— Погляди-ка, — говорила она, — какой красотой бог одел поля наши!

- Se lige herhen, - sagde hun - hvor smukt Gud har klædt vores marker på!

Вон с тех полей одной ржи до пятисот четвертей сберем; а вон и пшеничка есть, и гречиха; только гречиха нынче не то, что прошлый год: кажется, плоха будет.

Derude på markerne vil vi høste fra 400 til 500 kvartaler rug; og der er også hvede og boghvede; men boghveden er ikke så god i år som sidste år - jeg tror, det bliver en dårlig høst.

А лес-то, лес-то как разросся!

Og skoven - hvor meget den er vokset!

Подумаешь, как велика премудрость божия!

Tænk dig, hvor stor Guds visdom er!

Дровец с своего участка мало-мало на тысячу продадим.

Vi vil sælge en lille smule brænde fra vores eget område for tusind rubler.

А дичи, дичи что!

Og hvad med vildt - hvor meget vildt der er!

и ведь все это твое, милый сынок: я только твоя приказчица.

Og alt dette er dit, min kære søn - jeg er bare din forvalter.

Погляди-ка, озеро: что за великолепие!

Se lige søen - hvor smukt det er!

истинно небесное!

Det er virkelig himmelsk!

рыба так и ходит; одну осетрину покупаем, а то ерши, окуни, караси кишмя-кишат: и на себя и на людей идет.

Fiskene svømmer rundt; vi køber en stør, men der er også sild, aborre og karper i massevis - både til os selv og til andre mennesker.

Вон твои коровки и лошадки пасутся.

Der er dine køer og heste, som græsser.

Здесь ты один всему господин, а там, может быть, всякий станет помыкать тобой.

Her er du herre over alt, men derude vil folk måske begynde at mobbe dig.

И ты хочешь бежать от такой благодати, еще не знаешь куда, в омут, может быть, прости господи...

Og du vil flygte fra en sådan velsignelse - du ved ikke engang hvorhen, måske i en sump, Gud forby...

Останься!

Bliv her!

Он молчал.

Han var tavs.

— Да ты не слушаешь, — сказала она. — Куда это ты так пристально загляделся?

- Du hører ikke efter, - sagde hun. - Hvor kigger du så intenst hen?

Он молча и задумчиво указал рукой вдаль. Анна Павловна взглянула и изменилась в лице. Там, между полей, змеей вилась дорога и убегала за лес, дорога в обетованную землю, в Петербург. Анна Павловна молчала несколько минут, чтоб собраться с силами.

Han pegede tavst og eftertænksomt ud i det fjerne med sin hånd. Anna Pavelovna kiggede og blev bleg. Der, mellem markerne, slangede en vej sig og forsvandt bag træerne, en vej til det forjættede land, til Sankt Petersborg. Anna Pavelovna var tavs i et par minutter for at samle sine kræfter.

— Так вот что! — проговорила она, наконец, уныло. — Ну, мой друг, бог с тобой! поезжай, уж если тебя так тянет отсюда: я не удерживаю! По крайней мере не скажешь, что мать заедает твою молодость и жизнь.

- Sådan er det altså! - sagde hun til sidst trist. - Nå, min ven, Gud være med dig! Tag af sted, hvis du så gerne vil væk herfra: Jeg holder dig ikke tilbage! I det mindste kan man ikke sige, at din mor ødelægger din ungdom og dit liv.

Бедная мать!

Den stakkels mor!

вот тебе и награда за твою любовь! Того ли ожидала ты?

Her er belønningen for din kærlighed! Var det dét du forventede?

В том-то и дело, что матери не ожидают наград.

Det er netop det, at mødre ikke forventer belønninger.

Мать любит без толку и без разбору.

En mor elsker uden mening og uden at tænke over det.

Велики вы, славны, красивы, горды, переходит имя ваше из уст в уста, гремят ваши дела по свету — голова старушки трясется от радости, она плачет, смеется и молится долго и жарко.

I er store, glorværdige, smukke, stolte, jeres navn bliver talt fra mund til mund, jeres gerninger ryster verden - en gammel kvindes hoved ryster af glæde, hun græder, griner og beder længe og inderligt.

А сынок, большею частью, и не думает поделиться славой с родительницею.

Og sønnen tænker for det meste ikke på at dele sin berømmelse med sin mor.

Нищи ли вы духом и умом, отметила ли вас природа клеймом безобразия, точит ли жало недуга ваше сердце или тело, наконец отталкивают вас от себя люди и нет вам места между ними — тем более места в сердце матери.

Er du fattig i ånd og sind, har naturen stemplet dig som grim, gnaver sygdommen i dit hjerte eller din krop, eller afviser folk dig og er der ikke plads til dig i deres hjerter - så er der endnu mindre plads til dig i din mors hjerte.

Она сильнее прижимает к груди уродливое, неудавшееся чадо и молится еще долее и жарче.

Hun krammer det grimme, mislykkede barn endnu tættere til sig og beder endnu længere og inderligt.

Как назвать Александра бесчувственным за то, что он решился на разлуку?

Hvordan kan man kalde Alexander hjerteløs for at han besluttede sig for at dele dem?

Ему было двадцать лет.

Han var tyve år gammel.

Жизнь от пелен ему улыбалась; мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо; нянька все пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя; профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась дочь соседки.

Livet smilede til ham fra hans fødsel; hans mor plejede og forkælede ham, som man gør med sit eneste barn; barnepigen sang altid for ham i vuggen, at han ville gå i guld og aldrig opleve sorg; professorerne insisterede på, at han ville nå langt, og da han vendte hjem, smilede naboens datter til ham.

И старый кот, Васька, был к нему, кажется, ласковее, нежели к кому-нибудь в доме.

Og den gamle kat, Vasja, var tilsyneladende mere kærlig over for ham end over for nogen anden i huset.

О горе, слезах, бедствиях он знал только по слуху, как знают о какой-нибудь заразе, которая не обнаружилась, но глухо где-то таится в народе.

Han kendte kun til sorg, tårer og lidelser gennem rygter, ligesom man kender til en sygdom, der ikke er blevet opdaget, men som lurer i befolkningen.

От этого будущее представлялось ему в радужном свете.

Af den grund så han fremtiden i et rosenrødt lys.

Его что-то манило вдаль, но что именно — он не знал.

Noget trak ham væk, men hvad det var - det vidste han ikke.

Там мелькали обольстительные призраки, но он не мог разглядеть их; слышались смешанные звуки — то голос славы, то любви: все это приводило его в сладкий трепет.

Der flimrede forførende spøgelser, men han kunne ikke se dem; der lød blandede lyde - en stemme af berømmelse, en af kærlighed: alt det fyldte ham med en sød fryd.

Ему скоро тесен стал домашний мир.

Hans hjemlige verden blev snart for lille for ham.

Природу, ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства и мурлыканье Васьки — все эти блага, которые так дорого ценятся на склоне жизни, он весело менял на неизвестное, полное увлекательной и таинственной прелести.

Han byttede med glæde de goder, man sætter så højt i livets slutning - naturen, moderens kærlighed, barnepigens og tjenestefolkenes ærbødighed, den bløde seng, de lækre måltider og Vasjas spinding - ud med det ukendte, fuld af fascinerende og mystisk skønhed.

Даже любовь Софьи, первая, нежная и розовая любовь, не удерживала его.

Selv Sofias kærlighed, den første, søde og rosa kærlighed, kunne ikke holde ham tilbage.

Что ему эта любовь?

Hvad var den kærlighed for ham?

Он мечтал о колоссальной страсти, которая не знает никаких преград и свершает громкие подвиги.

Han drømte om en enorm lidenskab, der ikke kender nogen grænser og udfører store bedrifter.

Он любил Софью пока маленькою любовью, в ожидании большой.

Han elskede Sofia med en lille kærlighed, i forventning om en stor kærlighed.

Мечтал он и о пользе, которую принесет отечеству.

Han drømte også om den gavn, han ville bringe sit land.

Он прилежно и многому учился. В аттестате его сказано было, что он знает с дюжину наук да с полдюжины древних и новых языков.

Han studerede flittigt og lærte meget. I hans eksamensbevis stod der, at han kendte et dusin videnskaber og et halvt dusin gamle og nye sprog.

Всего же более он мечтал о славе писателя.

Mest af alt drømte han om at blive en berømt forfatter.

Стихи его удивляли товарищей.

Hans digte overraskede hans venner.

Перед ним расстилалось множество путей, и один казался лучше другого.

Der var mange veje foran ham, og den ene virkede bedre end den anden.

Он не знал, на который броситься.

Han vidste ikke, hvilken han skulle vælge.

Скрывался от глаз только прямой путь; заметь он его, так тогда, может быть, и не поехал бы.

Kun den direkte vej var skjult for hans øjne; hvis han havde set den, ville han måske ikke have taget den.

Как же ему было остаться? Мать желала — это опять другое и очень естественное дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного — любви к сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не будь его, что же ей делать? Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без любви.

Hvordan skulle han blive og bo? Hans mor ønskede det - det var en anden og meget naturlig sag. I hendes hjerte var alle følelser gået bort, undtagen en - kærligheden til sin søn, og hun greb varmt fat i dette sidste emne. Uden ham, hvad skulle hun gøre? Hun ville dø. Det er længe blevet bevist, at et kvindes hjerte ikke kan leve uden kærlighed.

Александр был избалован, но не испорчен домашнею жизнью.

Alexander var forkælet, men ikke ødelagt af sit hjemmeliv.

Природа так хорошо создала его, что любовь матери и поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны, развили, например, в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества.

Hans natur var så god, at hans mors kærlighed og andres beundring kun påvirkede hans gode sider, f.eks. udviklede det hans hjertevarme følelser og gjorde ham overdrevent tillidsfuld over for alle.

Это же самое, может быть, расшевелило в нем и самолюбие; но ведь самолюбие само по себе только форма; все будет зависеть от материала, который вольешь в нее.

Det samme fik måske hans stolthed til at vokse; men stolthed er i sig selv kun en form; alt afhænger af det materiale, man hælder i den.

Гораздо более беды для него было в том, что мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда на жизнь и не приготовила его на борьбу с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди.

Det var meget mere problematisk for ham, at hans mor, på trods af hendes kærlighed, ikke kunne give ham et rigtigt syn på livet og ikke forberedte ham til at kæmpe mod det, der ventede ham og venter enhver i fremtiden.

Но для этого нужно было искусную руку, тонкий ум и запас большой опытности, не ограниченной тесным деревенским горизонтом.

Men det krævede en dygtig hånd, en skarp forstand og en stor mængde erfaring, ikke begrænset til en snæver landsbyhorisont.

Нужно было даже поменьше любить его, не думать за него ежеминутно, не отводить от него каждую заботу и неприятность, не плакать и не страдать вместо его и в детстве, чтоб дать ему самому почувствовать приближение грозы, справиться с своими силами и подумать о своей судьбе — словом, узнать, что он мужчина.

Det krævede endda at man elskede ham mindre, ikke tænkte på ham hvert øjeblik, ikke tog enhver bekymring og enhver ubehagelighed fra ham, ikke græd og led i hans sted, selv som barn, for at han selv kunne føle stormen nærme sig, klare sine egne kræfter og tænke på sin egen skæbne - kort sagt lære, at han var en mand.

Где же было Анне Павловне понять все это и особенно выполнить?

Hvor var Anna Pavlovna, da dette skulle forstås, og især da det skulle gennemføres?

Читатель видел, какова она.

Læseren har set, hvordan hun var.

Не угодно ли посмотреть еще?

Vil du se mere?

Она уже забыла сыновний эгоизм.

Hun havde allerede glemt sin søns egoisme.

Александр Федорыч застал ее за вторичным укладываньем белья и платья. В хлопотах и дорожных сборах она как будто совсем не помнила горя.

Alexander Fedorovich fangede hende i gang med at pakke tøj og klæder for anden gang. I al sin travlhed og med alle sine rejseforberedelser syntes hun slet ikke at huske på sorgen.

— Вот, Сашенька, заметь хорошенько, куда я что кладу, — говорила она. — В самый низ, на дно чемодана, простыни: дюжина. Посмотри-ка, так ли записано?

- Se her, Sasjenka, læg godt mærke til, hvor jeg lægger tingene, sagde hun. - Nederst i kufferten, lagde jeg lagnerne: et dusin. Se lige, er det skrevet rigtigt?

— Так, маменька.

- Ja, mor.

— Все с твоими метками, видишь — А. А. А все голубушка Сонюшка! Без нее наши дурищи не скоро бы поворотились.

- Alle med dine mærker, ser du - A. A. Og alt er blåt til Sonechka! Uden hende ville vores dumme børn ikke have klaret det så hurtigt.

Теперь что?

Og nu hvad?

да, наволочки.

Ja, pudebetræk.

Раз, две, три, четыре — так, вся дюжина тут.

Én, to, tre, fire - ja, hele dusinnet er her.

Вот рубашки — три дюжины.

Og nu skjorterne - tre dusin.

Что за полотно — загляденье!

Hvilket stof - det er fantastisk!

это голландское; сама ездила на фабрику к Василью Васильичу; он выбрал что ни есть наилучшие три куска.

Det er hollandsk; jeg tog selv hen på fabrikken hos Vasily Vasilyevich; han valgte de tre bedste stykker.

Поверяй же, милый, по реестру всякий раз, как будешь принимать от прачки; все новешенькие.

Du kan stole på det, min kære, og tjekke registret, hver gang du modtager varer fra vaskeriet; de er alle helt nye.

Там немного таких рубашек увидишь; пожалуй, и подменят; есть ведь этакие мерзавки, что бога не боятся.

Du vil se nogle af disse skjorter der; de vil sandsynligvis blive udskiftet; der er jo nogle skurke, som ikke frygter Gud.

Носков двадцать две пары...

Og toogtyve par sokker...

Знаешь, что я придумала?

Ved du, hvad jeg har tænkt mig at gøre?

положить в один носок твой бумажник с деньгами.

At lægge din pung med penge i en sok.

Их тебе до Петербурга не понадобится, так, сохрани боже! случай какой, чтоб и рыли, да не нашли.

Du får ikke brug for dem før du kommer til Sankt Petersborg, gud forby det, hvis nogen skulle grave efter dem og ikke finde dem.

И письма к дяде туда же положу: то-то, чай, обрадуется!

Og jeg vil også lægge brevene til min onkel deri; han vil sandsynligvis blive glad for det!

ведь семнадцать лет и словом не перекинулись, шутка ли!

Det er jo sytten år siden, vi sidst udvekslede et ord - er det ikke sjovt!

Вот косыночки, вот платки; еще полдюжины у Сонюшки осталось.

Her er hårbåndene, her er tørklæderne; der er stadig en halv snes tilbage hos Sonechka.

Не теряй, душенька, платков: славный полубатист!

Du må ikke tabe tørklæderne, min kære; det er lækkert halvbomuld!

У Михеева брала по два с четвертью.

Jeg købte to og en kvart stykke hos Mikheev.

Ну, белье все.

Nå, alt linned er pakket.

Теперь платье...

Og nu til kjolen...

Да где Евсей?

Hvor er Evsei?

что он не смотрит? Евсей!

Hvorfor kigger han ikke? Evsei!

Евсей лениво вошел в комнату.

Evsei trådte dovent ind i rummet.

— Чего изволите? — спросил он еще ленивее.

- Hvad kan jeg hjælpe med? - spurgte han endnu mere dovent.

— Чего изволите? —

- Hvad kan jeg hjælpe med? -

заговорила Адуева гневно. — Что не смотришь, как я укладываю?

sagde Adueva vredt. - At du ikke kigger på, hvordan jeg pakker tingene ned?

А там, как надо что достать в дороге, и пойдешь все перерывать вверх дном!

Og når der er brug for at hente noget undervejs, går du bare og roder i alt!

Не может отвязаться от своей возлюбленной — экое сокровище!

Han kan ikke komme af med sin elskede - et rigtigt lille skat!

День-то велик: успеешь!

Dagen er lang: du får tid nok!

Ты этак там и за барином станешь ходить?

Vil du begynde at gøre tjeneste for herren derovre?

Смотри у меня!

Hold øje med mig!

Вот гляди: это хороший фрак — видишь, куда кладу?

Se lige her: det er en god smoking - ser du, hvor jeg lægger den?

А ты, Сашечка, береги его, не всякий день таскай; сукно-то по шестнадцать рублей брали.

Og du, Sasjka, pas på den, bær den ikke hver dag; stoffet kostede seksten rubler stykket.

Куда в хорошие люди пойдешь, и надень, да не садись зря, как ни попало, вон как твоя тетка, словно нарочно, не сядет на пустой стул или диван, а так и норовит плюхнуть туда, где стоит шляпа или что-нибудь такое; намедни на тарелку с вареньем села — такого сраму наделала!

Når du går ud i gode selskaber, bør du tage tøjet på og ikke sætte dig ned hvor som helst, ligesom din tante gjorde det - hun satte sig aldrig på en tom stol eller sofa, men prøvede altid at sætte sig dér, hvor der stod en hat eller sådan noget; forleden satte hun sig på en tallerken med marmelade - det var så pinligt!

Куда попроще в люди, вот этот фрак масака надевай.

Når du går ud i mere almindelige selskaber, bør du tage denne smoking på.

Теперь жилеты — раз, два, три, четыре.

Nu er det vestene - én, to, tre, fire.

Двое брюк.

To par bukser.

Э! да платья-то года на три станет.

Ej! og kjolerne vil holde i tre år.

Ух!

Hov!

устала!

Jeg er træt!

шутка ли: целое утро возилась!

Er det ikke sjovt: Jeg har brugt hele morgenen på det!

Поди, Евсей.

Kom herhen, Jevsej.

Поговорим, Сашенька, о чем-нибудь другом.

Lad os tale om noget andet, Sasjenka.

Ужо гости приедут, не до того будет.

Gæsterne kommer snart, så der bliver ikke tid til det.

Она села на диван и посадила его подле себя.

Hun satte sig på sofaen og fik ham til at sidde ved siden af hende.

— Ну, Саша, — сказала она, помолчав немного, ты теперь едешь на чужую сторону...

- Nå, Sasha, sagde hun efter en kort pause, du tager nu til en fremmed side...

— Какая «чужая» сторона, Петербург: что вы, маменька!

- Hvilken "fremmed" side, Petersborg? Kom nu, mor!

— Погоди, погоди — выслушай, что я хочу сказать!

- Vent, vent - lyt til, hvad jeg vil sige!

Бог один знает, что там тебя встретит, чего ты наглядишься, и хорошего, и худого.

Kun Gud ved, hvad der venter dig der, hvad du vil se, både godt og dårligt.

Надеюсь, он, отец мой небесный, подкрепит тебя; а ты, мой друг, пуще всего не забывай его, помни, что без веры нет спасения нигде и ни в чем.

Jeg håber, at min himmelske far vil styrke dig; og du, min ven, må aldrig glemme ham. Husk, at uden tro er der ingen frelse nogen steder og i noget som helst.

Достигнешь там больших чинов, в знать войдешь — ведь мы не хуже других: отец был дворянин, майор, — все-таки смиряйся перед господом богом: молись и в счастии и в несчастии, а не по пословице: «Гром не грянет, мужик не перекрестится».

Hvis du opnår høje embeder der og bliver en del af aristokratiet - for vi er ikke ringere end andre: min far var en adelsmand, en major - så bør du alligevel ydmyge dig for Gud. Bed både i lykke og i ulykke, og ikke som ordsproget siger: "Man krydser ikke sig selv, før lynet rammer".

Иной, пока везет ему, и в церковь не заглянет, а как придет невмочь — и пойдет рублевые свечи ставить да нищих оделять: это большой грех.

Nogle går ikke i kirke, mens alt går godt, men når de får problemer, går de hen og tænder lys for penge og giver til tiggere: det er en stor synd.

К слову пришлось о нищих. Не трать на них денег по-пустому, помногу не давай. На что баловать?

Og nu kom vi til tiggerne. Du må ikke spilde penge på dem unødigt og give dem for meget. Hvorfor forkæle dem?

их не удивишь.

De bliver ikke overraskede.

Они пропьют да над тобой же насмеются. У тебя, я знаю, мягкая душа: ты, пожалуй, и по гривеннику станешь отваливать.

De drikker dine penge op og griner af dig. Jeg ved, at du er en god sjæl: du vil sandsynligvis give dem en grivna hver.

Нет, это не нужно; бог подаст!

Nej, det er ikke nødvendigt; Gud vil give dig det, du har brug for!

Будешь ли ты посещать храм божий?

Vil du besøge Guds tempel?

будешь ли ходить по воскресеньям к обедне?

Vil du gå til gudstjeneste om søndagen?

Она вздохнула.

Hun sukkede.

Александр молчал. Он вспомнил, что, учась в университете и живучи в губернском городе, он не очень усердно посещал церковь; а в деревне, только из угождения матери, сопровождал ее к обедне. Ему совестно было солгать. Он молчал. Мать поняла его молчание и опять вздохнула.

Alexander var tavs. Han huskede, at da han studerede på universitetet og boede i en provinsby, gik han ikke særligt ofte i kirke; men i landsbyen gik han med sin mor til gudstjenesten, bare for at gøre hende glad. Han følte sig flov over at lyve. Han var tavs. Moren forstod hans tavshed og sukkede igen.

— Ну, я тебя не неволю, — продолжала она, — ты человек молодой: где тебе быть так усердну к церкви божией, как нам, старикам?

- Nå, jeg tvinger dig ikke, - fortsatte hun. - Du er en ung mand: hvorfor skulle du gå så flittigt i kirke som os gamle?

Еще, пожалуй, служба помешает или засидишься поздно в хороших людях и проспишь.

Måske vil gudstjenesten forstyrre dig, eller du bliver hos gode venner for længe og sover over dig selv.

Бог пожалеет твоей молодости. Не тужи: у тебя есть мать.

Gud vil have ondt af din ungdom. Du skal ikke bekymre dig: du har din mor.

Она не проспит.

Hun vil ikke sove over sig selv.

Пока во мне останется хоть капелька крови, пока не высохли слезы в глазах и бог терпит грехам моим, я ползком дотащусь, если не хватит сил дойти, до церковного порога; последний вздох отдам, последнюю слезу выплачу за тебя, моего друга.

Så længe der er en smule blod i mig, så længe tårerne ikke er tørret ud i mine øjne, og Gud tolererer mine synder, vil jeg krybe hen til kirkedøren, hvis jeg ikke har styrken til at gå derhen; jeg vil give mit sidste åndedrag og mit sidste tåre for dig, min ven.

Вымолю тебе и здоровье, и чинов, и крестов, и небесных и земных благ.

Jeg vil bede for dig om sundhed, embede, kors og himmelske og jordiske velsignelser.

Неужели-то он, милосердый отец, презрит молитвой бедной старухи?

Vil han virkelig, den barmhjertige fader, afvise en fattig gammel kvindes bøn?

Мне самой ничего не надо.

Jeg har ikke brug for noget selv.

Отними он у меня все: здоровье, жизнь, пошли слепоту — тебе лишь подай всякую радость, всякое счастье и добро...

Han kan tage alt fra mig: sundhed, liv, blindhed - giv mig blot al glæde, al lykke og alt godt...

Она не договорила, слезы закапали у ней из глаз.

Hun færdiggjorde ikke sætningen, da tårerne faldt ned ad hendes kinder.

Александр вскочил с места.

Alexander sprang op fra sin plads.

— Маменька... — сказал он.

- Mor... - sagde han.

— Ну, сядь, сядь! —

- Nå, sæt dig ned, sæt dig ned! -

отвечала она, наскоро утирая слезы, — мне еще много осталось поговорить...

svarede hun og tørrede hurtigt tårerne væk - jeg har stadig meget at sige...

Что бишь я хотела сказать?

Hvad var det nu, jeg ville sige?

из ума вон...

Jeg glemte det helt...

Вишь, нынче какая память у меня...

Du ved, min hukommelse er ikke så god i dag...

да!

ja!

блюди посты, мой друг: это великое дело!

Hold dig til emnet, min ven: det er en vigtig sag!

В среду и пятницу — бог простит; а в великий пост — боже оборони!

På onsdag og fredag - Gud tilgive; men i den store faste - Gud hjælpe!

Вот Михайло Михайлыч и умным человеком считается, а что в нем?

Se, Mikhail Mikhailovich anses for at være en klog mand, men hvad er der egentlig ved ham?

Что мясоед, что страстная неделя — все одно жрет.

Uanset om det er kød-uge eller Passionsuge - han spiser alligevel det samme.

Даже волос дыбом становится!

Det giver mig endda gåsehud!

Он вон и бедным помогает, да будто его милостыня принята господом?

Han hjælper de fattige, men er hans gavmodtaget af Herren?

Слышь, подал раз старику красненькую, тот взял ее, а сам отвернулся да плюнул.

Hør her, jeg gav engang en gammel mand en rød seddel, han tog den, men han vendte sig væk og spyttede den ud.

Все кланяются ему и в глаза-то бог знает что наговорят, а за глаза крестятся, как поминают его, словно шайтана какого.

Alle bukker for ham og siger gode ting om ham i hans nærvær, men bag hans ryg korsfæster de sig, som om de mindedes en djævel.

Александр слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу.

Alexander lyttede med en vis utålmodighed og kiggede af og til ud ad vinduet mod den fjerne vej.

Она замолчала на минуту.

Hun var tavs et øjeblik.

— Береги пуще всего здоровье, — продолжала она. —

- Pas på din sundhed frem for alt, - fortsatte hun.

Как заболеешь — чего боже оборони! —

- Hvis du bliver syg - Gud forby det! -

опасно, напиши...

det er farligt, skriv...

я соберу все силы и приеду.

jeg vil samle alle mine kræfter og komme.

Кому там ходить за тобой?

Hvem skal ellers tage sig af dig?

Норовят еще обобрать больного.

De forsøger stadig at udnytte de syge.

Не ходи ночью по улицам; от людей зверского вида удаляйся.

Gå ikke på gaderne om natten; hold dig væk fra folk med et ondt udseende.

Береги деньги...

Pas på dine penge...

ох, береги на черный день!

åh, pas på dem til en regnvejrsdag!

Трать с толком.

Brug dem klogt.

От них, проклятых, всякое добро и всякое зло.

Alt godt og ondt kommer fra de forbandede.

Не мотай, не заводи лишних прихотей.

Tag det ikke for givet, og lad være med at få unødige lyster.

Ты будешь аккуратно получать от меня две тысячи пятьсот рублей в год.

Du vil regelmæssigt modtage to tusinde fem hundrede rubler om året fra mig.

Две тысячи пятьсот рублей не шутка.

To tusinde fem hundrede rubler er ikke en joke.

Не заводи роскоши никакой, ничего такого, но и не отказывай себе в чем можно; захочется полакомиться — не скупись. —

Køb ikke noget luksuriøst, men lad dig heller ikke gå glip af noget; hvis du har lyst til at forkæle dig selv - så gør det.

Не предавайся вину — ох, оно первый враг человека!

- Giv ikke efter for skyld - åh, det er menneskets første fjende!

-Да еще (тут она понизила голос) берегись женщин!

- Og husk også (her sænkede hun stemmen) pas på kvinderne!

Знаю я их!

Jeg kender dem!

Есть такие бесстыдницы, что сами на шею будут вешаться, как увидят этакого-то...

Der er nogle skamløse typer, som vil hænge sig om halsen på en, hvis de ser en sådan fyr...

Она с любовью посмотрела на сына.

Hun kiggede kærligt på sin søn.

— Довольно, маменька; я бы позавтракал? — сказал он почти с досадой.

- Nok er nok, mor; må jeg spise morgenmad nu? - sagde han nærmest irriteret.

— Сейчас, сейчас... еще одно слово...

- Lige om lidt... et ord mere...

— На мужних жен не зарься, — спешила она досказать, — это великий грех!

- Giv ikke efter for lyst til andres hustruer - skyndte hun sig at tilføje - det er en stor synd!

«Не пожелай жены ближнего твоего», сказано в писании.

"Du må ikke begære din nabos hustru", siger Skriften.

Если же там какая-нибудь станет до свадьбы добираться — боже сохрани!

Og hvis en pige begynder at gøre sig klar til bryllup før tid - Gud hjælpe hende!

не моги и подумать!

Man kan slet ikke tænke på det!

Они готовы подцепить, как увидят, что с денежками да хорошенький.

De er klar til at gribe chancen, hvis de ser en pige med penge og et godt udseende.

Разве что у начальника твоего или у какого-нибудь знатного да богатого вельможи разгорятся на тебя зубы и он захочет выдать за тебя дочь — ну, тогда можно, только отпиши: я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какую-нибудь, лишь бы с рук сбыть: старую девку или дрянь.

Medmindre din chef eller en anden velhavende adelsmand får øje på dig og vil give sin datter til dig - men det er kun, hvis du giver besked: Jeg klarer mig nok, jeg vil sikre mig, at de ikke prøver at sælge en gammel pige eller en uegnet kvinde til mig, bare for at komme af med hende.

Этакого женишка всякому лестно залучить.

Det ville være en ære for enhver at få sådan en svigersøn.

Ну, а коли ты сам полюбишь да выдастся хорошая девушка — так того... —

Men hvis du selv forelsker dig i en pige, og hun er god - så er det... -

тут она еще тише заговорила... —

Her talte hun endnu mere hviskende... -

Сонюшку-то можно и в сторону.

Sonyushka kan godt komme til side.

(Старушка, из любви к сыну, готова была покривить душой.)

(Den gamle kvinde var klar til at lyve for sin søns skyld.)

Что в самом деле Марья Карповна замечтала!

Hvad Marja Karpovna faktisk drømte om!

ты дочке ее не пара.

Du er ikke god nok til hendes datter.

Деревенская девушка!

En landsbypige!

на тебя и не такие польстятся.

Der er også andre, der vil finde dig tiltrevende.

— Софью! нет, маменька, я ее никогда не забуду! — сказал Александр.

- Sofia! Nej, mor, jeg vil aldrig glemme hende! - sagde Alexander.

— Ну, ну, друг мой, успокойся! ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что бог даст; невесты не уйдут! Коли не забудешь, так и того... Ну, а...

- Nå, nå, min ven, ro dig ned! Jeg siger det bare. Gør din tjeneste, kom tilbage hertil, og så får vi se, hvad Gud giver os; brudene vil ikke forlade os! Hvis du ikke glemmer hende, så er det også godt... Nå, og...

Она что-то хотела сказать, но не решалась, потом наклонилась к уху его и тихо спросила:

Hun ville sige noget, men var ikke sikker på det. Så bøjede hun sig ned til hans øre og spurgte stille:

— А будешь ли помнить... мать?

- Vil du huske... din mor?

— Вот до чего договорились, — перервал он, — велите скорей подавать что там у вас есть: яичница, что ли? Забыть вас! Как могли вы подумать? Бог накажет меня...

- Det er det, vi er blevet enige om, - afbrød han, - bed dem hurtigt servere, hvad I har: en omelet måske? At glemme jer! Hvordan kunne I overhovedet tænke det? Gud vil straffe mig...

— Перестань, перестань, Саша, — заговорила она торопливо, — что ты это накликаешь на свою голову!

- Stop, stop, Sasha, - sagde hun hurtigt, - du bringer dig selv i problemer med det her!

Нет, нет!

Nej, nej!

что бы ни было, если случится этакой грех, пусть я одна страдаю.

Uanset hvad der sker, hvis en sådan synd opstår, så lad mig være den eneste, der lider.

Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься — молодая жена заменит тебе и мать, и все...

Du er ung, du er lige begyndt at leve. Du får venner, du gifter dig - din unge kone vil erstatte både din mor og alt andet for dig...

Нет!

Nej!

Пусть благословит тебя бог, как я тебя благословляю.

Må Gud velsigne dig, ligesom jeg velsigner dig.

Она поцеловала его в лоб и тем заключила свои наставления.

Hun kyssede ham på panden og afsluttede dermed sine råd.

— Да что это не едет никто? — сказала она, — ни Марья Карповна, ни Антон Иваныч, ни священник нейдет? уж, чай, обедня кончилась! Ах, вон кто-то и едет! кажется, Антон Иваныч... так и есть: легок на помине.

- Hvorfor kommer der ikke nogen? - sagde hun, - hverken Marja Karpovna, Anton Ivanovich eller præsten kommer? Middagen er vel slut! Ah, der kommer nogen! Det er Anton Ivanovich... ja, han er altid klar til at komme til undsætning.

Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид. Он существовал всегда и всюду, с самых древнейших времен, и не переводился никогда. Он присутствовал и на греческих и на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом по случаю возвращения блудного сына.

Hvem kender ikke Anton Ivanovich? Han er den evige jøde. Han har eksisteret altid og overalt, siden de ældste tider, og han forsvinder aldrig. Han var til stede ved både græske og romerske banketter, hvor han selvfølgelig spiste den fede kalv, som den lykkelige far slagtede i anledning af den fortabte søns hjemkomst.

У нас, на Руси, он бывает разнообразен.

Hos os i Rusland er han meget forskellig.

Тот, про которого говорится, был таков: у него душ двадцать заложенных и перезаложенных; живет он почти в избе или в каком-то странном здании, похожем с виду на амбар, — ход где-то сзади, через бревна, подле самого плетня;

Den, der bliver talt om, var sådan: han havde tyve sjæle, som var pantsat og genpantsat; han boede næsten i en hytte eller i en mærkelig bygning, der lignede en lade - indgangen var bagved, gennem brædderne, lige ved hegnet;

но он лет двадцать постоянно твердит, что с будущей весной приступит к стройке нового дома.

men i tyve år har han konstant sagt, at han ville begynde at bygge et nyt hus næste forår.

Хозяйства он дома не держит. Нет человека из его знакомых, который бы у него отобедал, отужинал или выпил чашку чаю, но нет также человека, у которого бы он сам не делал этого по пятидесяти раз в год.

Han driver ikke noget landbrug. Der er ingen af hans bekendte, der har spist middag eller aftensmad eller drukket en kop te hos ham, men der er heller ingen, hvor han ikke selv gør dette femten gange om året.

Прежде Антон Иваныч ходил в широких шароварах и казакине, теперь ходит, в будни, в сюртуке и в панталонах, в праздники во фраке бог знает какого покроя.

Tidligere gik Anton Ivanovich i brede bukser og en kosakfrakke, nu går han på hverdage i en frakke og bukser, og i festlige anledninger i en frakke af en ukendt stil.

С виду он полный, потому что у него нет ни горя, ни забот, ни волнений, хотя он прикидывается, что весь век живет чужими горестями и заботами; но ведь известно, что чужие горести и заботы не сушат нас: это так заведено у людей.

Han ser ud som om han er tyk, fordi han ikke har nogen sorg, bekymringer eller uro, selvom han foregiver at leve hele tiden med andres sorger og bekymringer; men det er velkendt, at andres sorger og bekymringer ikke tørre os ud: det er sådan folk gør det.

В сущности Антона Иваныча никому не нужно, но без него не совершается ни один обряд: ни свадьба, ни похороны.

I bund og grund har ingen brug for Anton Ivanovich, men uden ham foregår ingen ceremoni: hverken et bryllup eller en begravelse.

Он на всех званых обедах и вечерах, на всех домашних советах; без него никто ни шагу.

Han er til stede ved alle formelle middage og aftener, ved alle hjemlige råd; uden ham går ingen et skridt.

Подумают, может быть, что он очень полезен, что там исполнит какое-нибудь важное поручение, тут даст хороший совет, обработает дельце, — вовсе нет!

Man vil måske tro, at han er meget nyttig, at han udfører nogle vigtige opgaver, giver gode råd, ordner sager - slet ikke!

Ему никто ничего подобного не поручает; он ничего не умеет, ничего не знает: ни в судах хлопотать, ни быть посредником, ни примирителем, — ровно ничего.

Ingen giver ham sådanne opgaver; han kan intet, han ved intet: hverken at klare sager i retten, være mægler eller forsoner - slet intet.

Но зато ему поручают, например, завезти мимоездом поклон от такой-то к такому-то, и он непременно завезет и тут же кстати позавтракает, — уведомить такого-то, что известная-де бумага получена, а какая именно, этого ему не говорят, — передать туда-то кадочку с медом или горсточку семян, с наказом не разлить и не рассыпать, — напомнить, когда кто именинник.

Men han får f.eks. besked på at overbringe en hilsen fra en person til en anden, og han vil helt sikkert gøre det og tage morgenmad på samme tid - at informere en person om, at et bestemt dokument er modtaget, uden at fortælle ham hvilket - at overbringe en kande med honning eller en håndfuld frø til et bestemt sted med besked om ikke at spilde det - at minde om, hvornår en person har fødselsdag.

Еще Антона Иваныча употребляют в таких делах, которые считают неудобным поручить человеку.

Anton Ivanovich bliver også brugt i sager, som man synes er ubelejligt at betro til en anden person.

«Нельзя Петрушку послать, — говорят, — того и гляди, переврет.

"Man kan ikke sende Petrushka," siger de, "han vil helt sikkert forkludre det."

Нет, уж пусть лучше Антон Иваныч съездит!»

"Nej, det er bedre at Anton Ivanovich tager derhen!"

Или: «Неловко послать человека: такой-то или такая-то обидится, а вот лучше Антона Иваныча отправить».

Eller: "Det er ubehageligt at sende en anden person: denne eller denne person vil blive fornærmet, men det er bedre at sende Anton Ivanovich."

Как бы удивило всех, если б его вдруг не было где-нибудь на обеде или вечере!

Det ville overraske alle, hvis han pludselig ikke var til stede ved en middag eller aftenarrangement!

— А где же Антон Иваныч? — спросил бы всякий непременно с изумлением. — Что с ним? да почему его нет?

- "Hvor er Anton Ivanovich?" - ville enhver sikkert spørge forbavset. - "Hvad er der med ham? Og hvorfor er han ikke her?"

И обед не в обед. Тогда уж к нему даже кого-нибудь и отправят депутатом проведать, что с ним, не заболел ли, не уехал ли? И если он болен, то и родного не порадуют таким участьем.

Og middagen bliver ikke spist. Så vil nogen blive sendt for at se, hvordan han har det, om han er syg eller er rejst væk. Og hvis han er syg, vil hans familie heller ikke blive glade for denne opmærksomhed.

Антон Иваныч подошел к руке Анны Павловны.

Anton Ivanovich gik hen og tog Anna Pavlovnas hånd.

— Здравствуйте, матушка Анна Павловна! с обновкой честь имею вас поздравить.

- "Goddag, mor Anna Pavlovna! Jeg har den ære at lykønske dig med din nye kjole."

— С какой это, Антон Иваныч? — спросила Анна Павловна, осматривая себя с ног до головы.

- "Med hvilken en, Anton Ivanovich?" - spurgte Anna Pavlovna og betragtede sig selv fra top til tå.

— А мостик-то у ворот! видно, только что сколотили? что, слышу, не пляшут доски под колесами? смотрю, ан новый!

- "Og broen ved porten! De har tilsyneladende lige bygget den? Kan jeg høre, at brædderne ikke knirker under hjulene? Jeg kigger, og den er ny!"

Он, при встречах с знакомыми, всегда обыкновенно поздравляет их с чем-нибудь, или с постом, или с весной, или с осенью; если после оттепели мороз наступит, так с морозом, наступит после морозу оттепель — с оттепелью ...

Når han møder bekendte, lykønsker han dem altid med noget, enten med fasten, med foråret eller med efteråret; hvis der er frost efter optøningen, så med frosten, og hvis der er optøning efter frosten, så med optøningen...

На этот раз ничего подобного не было, но он что-нибудь да выдумает.

Denne gang var der ikke noget lignende, men han ville nok finde på noget.

— Вам кланяются Александра Васильевна, Матрена Михайловна, Петр Сергеич, — сказал он.

- "Alexandra Vasilievna, Matrena Mikhailovna og Peter Sergeich hilser dig," sagde han.

— Покорно благодарю, Антон Иваныч! Детки здоровы ли у них?

- "Mange tak, Anton Ivanovich! Er børnene raske?"

— Слава богу. Я к вам веду благословение божие: за мной следом идет батюшка. А слышали ли, сударыня: наш-то Семен Архипыч?..

- "Gudskelov. Jeg bringer dig Guds velsignelse: Præsten følger lige efter mig. Og har du hørt, fru: Hvad med vores Semyon Arkhipovich?"

— Что такое? — с испугом спросила Анна Павловна.

- "Hvad?" - spurgte Anna Pavlovna forfærdet.

— Ведь приказал долго жить!

- "Han bad jo om at leve længe!"

— Что вы! когда?

- "Hvad taler du om? - Hvornår?"

— Вчера утром. Мне к вечеру же дали знать: прискакал парнишко; я и отправился, да всю ночь не спал. Все в слезах: и утешать-то надо, и распорядиться: там у всех руки опустились: слезы да слезы, — я один.

- "I går formiddag. Jeg fik besked om det om aftenen: En dreng kom ridende; jeg tog af sted og sov ikke hele natten. Alle var i tårer: Jeg skulle både trøste og arrangere tingene. Alle var så hjælpeløse: Tårer og tårer - jeg var den eneste."

— Господи, господи боже мой! — говорила Анна Павловна, качая головой, — жизнь-то наша! Да как же это могло случиться? он еще на той неделе с вами же поклон прислал!

- "Herregud, herregud!" sagde Anna Pavlovna og rystede på hovedet. "Vores liv! Hvordan kunne dette ske? Han sendte jo en hilsen til dig for en uge siden!"

— Да, матушка! ну, да он давненько прихварывал, старик старый: диво, как до сих пор еще не свалился!

- "Ja, mor! Men han har været syg længe, en gammel mand: Det er et under, at han ikke faldt sammen før nu!"

— Что за старый! он годом только постарше моего покойника. Ну, царство ему небесное! — сказала, крестясь, Анна Павловна. — Жаль бедной Федосьи Петровны: осталась с деточками на руках. Шутка ли: пятеро, и все почти девочки! А когда похороны?

- "Hvilken gammel mand! Han var kun et år ældre end min afdøde mand. Nå, må Gud tage ham til sig!" sagde Anna Pavlovna og korsede sig. "Det er synd for den stakkels Fedosia Petrovna: Hun står nu alene med børnene. Tænk at have fem børn - og næsten alle piger! Hvornår er begravelsen?"

— Завтра.

- "I morgen."

— Видно, у всякого свое горе, Антон Иваныч; вот я так сына провожаю.

- "Det er tydeligt, at enhver har deres egen sorg, Anton Ivanovich; jeg er her for at tage afsked med min søn."

— Что делать, Анна Павловна, все мы человеки! «Терпи», сказано в священном писании.

- "Hvad kan man gøre, Anna Pavlovna? Vi er alle mennesker! 'Hold ud', siger de hellige skrifter."

— Уж не погневайтесь, что потревожила вас — вместе размыкать горе; вы нас так любите, как родной.

- "Undskyld, at jeg forstyrrede dig - men det er godt at dele sorgen. Du elsker os som var vi din egen familie."

— Эх, матушка Анна Павловна!

- "Åh, mor Anna Pavlovna!"

да кого же мне и любить-то, как не вас?

- "Hvem skal jeg ellers elske, hvis ikke dig?"

Много ли у нас таких, как вы?

- "Er der mange som dig?"

Вы цены себе не знаете.

- "Du er uvurderlig."

Хлопот полон рот: тут и своя стройка вертится на уме.

- "Jeg har travlt - jeg tænker også på min egen byggeproces."

Вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да все как-то не сходимся...

- "I går kæmpede jeg hele morgenen med entreprenøren, men vi fandt aldrig en fælles løsning..."

а как, думаю, не поехать?..

- "Men hvordan skulle jeg ikke tage afsted?"

что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать?

- "Hvad skal hun gøre der uden mig?"

человек не молодой: чай, голову растеряет.

- "Han er ikke ung længere - han vil sandsynligvis miste overblikket."

— Дай бог вам здоровья, Антон Иваныч, что не забываете нас! И подлинно сама не своя: такая пустота в голове, ничего не вижу! в горле совсем от слез перегорело. Прошу закусить: вы и устали и, чай, проголодались.

- "Gud give dig sundhed, Anton Ivanovitj, at du ikke glemmer os! Jeg er virkelig ude af mig selv - der er sådan en tomhed i mit hoved, jeg kan ikke se noget! Min hals er helt tør af at græde. Spis noget - du er sikkert træt og sulten."

— Покорно благодарю-с. Признаться, мимоездом пропустил маленькую у Петра Сергеича да перехватил кусочек. Ну, да это не помешает. Батюшка подойдет, пусть благословит! Да вот он и на крыльце!

- "Tak skal du have. Jeg indrømmer, at jeg sprang Peters Sergejevitjs lille fest over og fik en bid et andet sted. Men det gør ikke noget. Hvis faderen kommer, lad ham velsigne os! Og her er han på verandaen!"

Пришел священник.

Præsten kom.

Приехала и Марья Карповна с дочерью, полной и румяной девушкой, с улыбкой и заплаканными глазами.

Maria Karpovna ankom med sin datter, en fyldig og rødmosset pige, med et smil og tårevædede øjne.

Глаза и все выражение лица Софьи явно говорили: «Я буду любить просто, без затей, буду ходить за мужем, как нянька, слушаться его во всем и никогда не казаться умнее его; да и как можно быть умнее мужа? это грех!

Sofias øjne og hele ansigtsudtryk fortalte tydeligt: "Jeg vil elske enkelt og ukompliceret, jeg vil følge min mand som en barnepige, adlyde ham i alt og aldrig fremstå klogere end ham; og hvordan kan man være klogere end sin mand? Det er en synd!"

Стану прилежно заниматься хозяйством, шить; рожу ему полдюжины детей, буду их сама кормить, нянчить, одевать и обшивать».

"Jeg vil omhyggeligt tage mig af husstanden, sy tøj og føde ham et halvt dusin børn, som jeg selv vil amme, passe og klæde på."

Полнота и свежесть щек ее и пышность груди подтверждали обещание насчет детей.

Hendes fyldige og friske kinder og hendes frodige bryster understregede hendes løfte om børn.

Но слезы на глазах и грустная улыбка придавали ей в эту минуту не такой прозаический интерес.

Men tårerne i hendes øjne og det triste smil gjorde hende i dette øjeblik ikke helt så prosaisk interessant.

Прежде всего отслужили молебен, причем Антон Иваныч созвал дворню, зажег свечу и принял от священника книгу, когда тот перестал читать, и передал ее дьячку, а потом отлил в скляночку святой воды, спрятал в карман и сказал: «Это Агафье Никитишне».

Først blev en bøn afholdt, hvor Anton Ivanovitj samlede tjenestefolkene, tændte et lys og tog en bog fra præsten, da han var færdig med at læse, og gav den til degnen. Derefter hældte han helligt vand i en lille flaske, gemte den i lommen og sagde: "Det er til Agafia Nikitishna."

Сели за стол.

De satte sig til bords.

Кроме Антона Иваныча и священника, никто по обыкновению не дотронулся ни до чего, но зато Антон Иваныч сделал полную честь этому гомерическому завтраку.

Som sædvanligt rørte ingen andre end Anton Ivanovitj og præsten ved noget, men Anton Ivanovitj gjorde en stor ære af denne homeriske morgenmad.

Анна Павловна все плакала и украдкой утирала слезы.

Anna Pavlovna græd hele tiden og tørrede hemmeligt sine tårer.

— Полно вам, матушка Анна Павловна, слезы-то тратить! — сказал Антон Иваныч с притворной досадой, наполнив рюмку наливкой. — Что вы его, на убой, что ли, отправляете? — Потом, выпив до, половины рюмку, почавкал губами.

- Det er nok, mor Anna Pavlovna, at spilde tårer! - sagde Anton Ivanovitj med foregivet irritation, mens han fyldte et glas med likør. - Sender du ham til slagteren? - Derefter, da han havde drukket halvdelen af glaset, gned han sig om munden.

— Что за наливка! какой аромат пошел! Этакой, матушка, у нас и по губернии-то не найдешь! — сказал он с выражением большого удовольствия.

- Hvilken likør! Hvilken aroma! Sådan en finder man ikke engang i vores provins! - sagde han med en udtryk for stor tilfredshed.

— Это тре... те... годнич... ная! — проговорила, всхлипывая, Анна Павловна, — нынче для вас... только... откупорила.

- Det er tre... år... gammel! - sagde Anna Pavlovna med hulkende stemme. - Jeg åbnede den i dag... bare... for dig.

— Эх, Анна Павловна, и смотреть-то на вас тошно, — начал опять Антон Иваныч, — вот некому бить-то вас; бил бы да бил!

- Åh, Anna Pavlovna, det er næsten ubehageligt at se på dig, - begyndte Anton Ivanovitj igen. - Der er ingen til at slå dig. Jeg ville slå dig, hvis jeg kunne!

— Сами посудите, Антон Иваныч, один сын, и тот с глаз долой: умру — некому и похоронить.

- Tænk dig om, Anton Ivanovitj. Jeg har kun en søn, og han er langt væk: når jeg dør, er der ingen til at begrave mig.

— А мы-то на что? что я вам, чужой, что ли? Да куда еще торопитесь умирать? того гляди, замуж бы не вышли! вот бы поплясал на свадьбе! Да полноте плакать-то!

- Og hvad med os? Er jeg en fremmed for dig? Skynder du dig for at dø? Du går måske glip af at blive gift! Jeg ville godt danse til brylluppet! Og hold op med at græde!

— Не могу, Антон Иваныч, право не могу; не знаю сама, откуда слезы берутся.

- Jeg kan ikke, Anton Ivanovitj, jeg kan virkelig ikke. Jeg ved ikke, hvor tårerne kommer fra.

— Этакого молодца взаперти держать! Дайте-ка ему волю, он расправит крылышки, да вот каких чудес наделает: нахватает там чинов!

- At holde en sådan fyr indespærret! Giv ham frihed, og han vil sprede sine vinger og gøre fantastiske ting: han vil få en masse embedsmænd!

— Вашими бы устами да мед пить! Да что вы мало взяли пирожка? возьмите еще!

- Du siger det så godt! Har du ikke taget nok kage? Tag noget mere!

— Возьму-с: вот только этот кусок съем.

- Jeg tager noget mere: jeg spiser bare dette stykke.

— За ваше здоровье, Александр Федорыч! счастливого пути! да возвращайтесь скорее; да женитесь-ка! Что вы, Софья Васильевна, вспыхнули?

- Skål for din sundhed, Alexander Fedorovitj! God rejse! Og kom hurtigt tilbage. Og gift dig endelig! Hvorfor bliver du så oprevet, Sofia Vasilievna?

— Я ничего.. я так...

- Jeg er ikke... jeg er bare...

— Ох, молодежь, молодежь! хе, хе, хе!

- Åh, unge mennesker, unge mennesker! Haha, haha, haha!

— С вами горя не чувствуешь, Антон Иваныч, — сказала Анна Павловна, — так умеете утешить; дай бог вам здоровья! Да выкушайте еще наливочки.

- Man føler ikke sorgen med dig, Anton Ivanovitj, sagde Anna Pavlovna. Du er så god til at trøste folk. Må Gud give dig godt helbred! Og drik endnu en smagsprøve af den hjemmelavede vodka.

— Выпью, матушка, выпью, как не выпить на прощанье!

- Jeg drikker det, mor, jeg drikker det. Hvordan skulle jeg ikke tage et afskedsdrink?

Кончился завтрак. Ямщик уже давно заложил повозку. Ее подвезли к крыльцу. Люди выбегали один за другим. Тог нес чемодан, другой — узел, третий — мешок, и опять уходил за чем-нибудь Как мухи сладкую каплю, люди облепили повозку, и всякий совался туда с руками.

Frokosten var slut. Vognmandens hjælpere havde allerede spændt vognen. Den blev kørt frem til verandaen. Folk kom løbende ud, en efter en. Den ene bar en kuffert, den anden en pakke, den tredje en sæk, og så gik de igen efter noget andet. Som fluer, der suger en sød dråbe, klæbede folk sig til vognen og stak hænderne ind i den.

— Вот так лучше положить чемодан, — говорил один, — а тут бы коробок с провизией.

- Sådan er det bedre at lægge kufferten, sagde en. Og her kunne der godt være en kasse med forsyninger.

— А куда же они ноги денут? — отвечал другой, — лучше чемодан вдоль, а коробок можно сбоку поставить.

- Men hvor skal de sætte deres fødder hen? spurgte en anden. Det er bedre at sætte kufferten langs siden, og kasserne kan sættes på siderne.

— Так тогда перина будет скатываться, коли чемодан вдоль: лучше поперек. Что еще? уклали ли сапоги-то?

- Så vil dynen falde ned, hvis kufferten er langs siden. Det er bedre at sætte den på tværs. Hvad mere? Har de lagt støvlerne ind?

— Я не знаю. Кто укладывал?

- Det ved jeg ikke. Hvem lagde dem ind?

— Я не укладывал. Поди-ка погляди — нет ли там наверху?

- Det gjorde jeg ikke. Gå lige op og se, om de er deroppe.

— Да поди ты.

- Gå du bare op.

— А ты что? мне, видишь, некогда!

- Og hvad med dig? Jeg har ikke tid til det!

— Вот еще, вот это не забудьте! — кричала девка, просовывая мимо голов руку с узелком.

- Husk nu det her! råbte pigen og stak en pakke ind over folks hoveder.

— Давай сюда!

- Giv mig den her!

— Суньте и это как-нибудь в чемодан; давеча забыли, — говорила другая, привставая на подножку и подавая щеточку и гребенку.

- Få den også ind i kufferten. I glemte det før, sagde en anden, mens hun rejste sig op på trinnet og gav hende en børste og en kam.

— Куда теперь совать? — сердито закричал на нее дородный лакей, — пошла ты прочь! видишь, чемодан под самым низом!

- Hvor skal jeg sætte det nu? råbte den kraftige tjener vredt til hende. - Gå din vej! Du kan se, kufferten er helt nede i bunden!

— Барыня велела; мне что за дело, хоть брось! вишь, черти какие!

- Fruen bad mig om det. Hvad fanden bryr jeg mig om det? Se bare, de er så irriterende!

— Ну, давай, что ли, сюда скорее; это можно вот тут сбоку в карман положить.

- Nå, giv den herhen hurtigt. Vi kan lægge den i lommen herovre.

Коренная беспрестанно поднимала и трясла голову.

Korenna løftede og rystede hele tiden hovedet.

Колокольчик издавал всякий раз при этом резкий звук, напоминавший о разлуке, а пристяжные стояли задумчиво, опустив головы, как будто понимая всю прелесть предстоящего им путешествия, и изредка обмахивались хвостами или протягивали нижнюю губу к коренной лошади.

Klokken gav hver gang en skarp lyd, der mindede om en afsked, og de to heste stod tænksomme med hovederne bøjet, som om de forstod hele charmen ved den kommende rejse, og de viftede af og til med deres haler eller rakte deres underlæbe frem mod Korenna.

Наконец настала роковая минута.

Endelig kom det afgørende øjeblik.

Помолились еще.

De bad en bøn mere.

— Сядьте, сядьте все! — повелевал Антон Иваныч, — извольте сесть, Александр Федорыч! и ты, Евсей, сядь. Сядь же, сядь! — И сам боком, на секунду, едва присел на стул. — Ну, теперь с богом!

- Sæt jer ned, alle sammen! sagde Anton Ivanovich. - Sæt dig ned, Alexander Fedorovich! Og du, Jevsei, sæt dig ned. Sæt dig ned, sæt dig ned! - Og han satte sig selv på en stol i et øjeblik. - Nå, så er det godt!

Вот тут-то Анна Павловна заревела и повисла на шею Александру.

Og det var her, at Anna Pavlovna begyndte at græde og hængte sig om Alexanders hals.

— Прощай, прощай, мой друг! — слышалось среди рыданий, — увижу ли я тебя?..

- Farvel, farvel, min ven! - lød det gennem tårerne. - Vil jeg nogensinde se dig igen?..

Дальше ничего нельзя было разобрать. В эту минуту послышался звук другого колокольчика: на двор влетела телега, запряженная тройкой. С телеги соскочил, весь в пыли, какой-то молодой человек, вбежал в комнату и бросился на шею Александру.

Derpå kunne man ikke høre mere. I det samme lød lyden af en anden klokke: En vogn med tre heste kom ind på gården. En ung mand, helt dækket i støv, sprang ned fra vognen, løb ind i rummet og kastede sig om Alexanders hals.

— Поспелов!.. — Адуев!.. — воскликнули они враз, тиская друг друга в объятиях.

- Pospelev! - Adujev! - udbrød de begge to og omfavnede hinanden.

— Откуда ты, как?

- Hvor er du fra, hvordan går det?

— Из дому, нарочно скакал целые сутки, чтоб проститься с тобой.

- Fra hjemme. Jeg red hele dagen for at sige farvel til dig.

— Друг! друг! истинный друг! — говорил Адуев со слезами на глазах. — За сто шестьдесят верст прискакать, чтоб сказать прости! О, есть дружба в мире! Навек, не правда ли? — говорил пылко Александр, стискивая руку друга и наскакивая на него.

- Min ven! Min ven! En ægte ven! - sagde Adujev med tårer i øjnene. - At ride 160 mil for at sige farvel! Åh, der findes venskab i verden! For evigt, ikke sandt? - sagde Alexander lidenskabeligt og klemte sin vens hånd og hoppede op på ham.

— До гробовой доски! — отвечал тот, тиская руку еще сильнее и наскакивая на Александра.

- Til den bitre ende! - svarede den anden og klemte endnu hårdere og hoppede op på Alexander.

— Пиши ко мне! — Да, да, и ты пиши!

- Skriv til mig! - Ja, ja, og du skal også skrive til mig!

Анна Павловна не знала, как и обласкать Поспелова. Отъезд замедлился на полчаса. Наконец собрались.

Anna Pavlovna vidste ikke, hvordan hun skulle forkæle Pospelev. Afgangen blev forsinket i en halv time. Til sidst var de klar til at tage af sted.

Все пошли до рощи пешком. Софья и Александр в то время, когда переходили темные сени, бросились друг к другу.

Alle gik til fods til skoven. Da de gik gennem de mørke gyder, kastede Sofia og Alexander sig i hinandens arme.

— Саша! Милый Саша!.. — Сонечка! — шептали они, и слова замерли в поцелуе.

- Sasha! Min kære Sasha! - Sonechka! - hviskede de, og ordene stoppede i et kys.

— Вы забудете меня там? — сказала она слезливо.

- Glemmer I mig derovre? - sagde hun tårevådt.

— О, как вы меня мало знаете! я ворочусь, поверьте, и никогда другая...

- Åh, hvor lidt I kender mig! Jeg kommer tilbage, tro mig, og aldrig en anden...

— Вот возьмите скорей: это мои волосы и колечко.

- Her, tag det hurtigt: det er mit hår og min ring.

Он проворно спрятал и то и другое в карман.

Han gemte hurtigt både det ene og det andet i lommen.

Впереди пошли Анна Павловна с сыном и с Поспеловым, потом Марья Карловна с дочерью, наконец священник с Антоном Иванычем. В некотором отдалении ехала повозка. Ямщик едва сдерживал лошадей. Дворня окружила в воротах Евсея.

Anna Pavlovna gik foran med sin søn og Pospelev, derefter Marja Karlovna med sin datter, og til sidst præsten med Anton Ivanovich. I en vis afstand kørte en vogn. Vognmanden holdt næsten ikke sine heste tilbage. En flok tjenere omringede Jevsei ved porten.

— Прощай, Евсей Иваныч, прощай, голубчик, не забывай нас! — слышалось со всех сторон.

- Farvel, Jevsei Ivanovich, farvel, min kære, glem os ikke! - lød det fra alle sider.

— Прощайте, братцы, прощайте, не поминайте лихом!

- Farvel, brødre, farvel, tænk ikke det dårligt om os!

— Прощай, Евсеюшка, прощай, мой ненаглядный! — говорила мать, обнимая его, — вот тебе образок; это мое благословение. Помни веру, Евсей, не уйди там у меня в бусурманы! а не то прокляну! Не пьянствуй, не воруй; служи барину верой и правдой. Прощай, прощай!..

- Farvel, Jevsejushka, farvel, min kære! - sagde moderen og krammede ham. - Her er et billede; det er min velsignelse. Husk på troen, Jevsei, bliv ikke en frafalden derovre! Ellers forbander jeg dig! Drik ikke, stjæl ikke; tjen din herre trofast. Farvel, farvel!..

Она закрыла лицо фартуком и отошла.

Hun dækkede sit ansigt med et forklæde og gik væk.

— Прощай, матушка! — лениво проворчал Евсей. К нему бросилась девчонка лет двенадцати.

- Farvel, mor! - mumlede Jevsei dovent. En pige på cirka tolv år kom løbende hen til ham.

— Простись с сестренкой-то! — сказала одна баба.

- Sig farvel til din søster! - sagde en kvinde.

— И ты туда же! — говорил Евсей, целуя ее, — ну, прощай, прощай! пошла теперь, босоногая, в избу!

- Også dig! - sagde Jevsei og kyssede hende. - Nå, farvel, farvel! Gå nu ind i hytte, du barfodede pige!

Отдельно от всех, последняя стояла Аграфена. Лицо у нее позеленело.

Agraphena stod alene til sidst. Hendes ansigt var blevet grønt.

— Прощайте, Аграфена Ивановна! — сказал протяжно, возвысив голос, Евсей и протянул к ней руки.

- Farvel, Agrafena Ivanovna! - sagde Jevsei højt og rakte hænderne ud mod hende.

Она дала себя обнять, но не отвечала на объятие; только лицо ее искривилось.

Hun lod ham kramme hende, men svarede ikke på krammet; hendes ansigt forvrængedes blot.

— На вот тебе! — сказала она, вынув из-под передника и сунув ему мешок с чем-то. — То-то, чай, там с петербургскими-то загуляешь! — прибавила она, поглядев на него искоса. И в этом взгляде выразилась вся тоска ее и вся ревность.

- Her er noget til dig! - sagde hun og tog en pose frem under sit forklæde og gav den til ham. - Du vil sikkert rende ud med pigerne fra Petersburg! - tilføjede hun og kiggede skævt på ham. Og i det blik var hele hendes sorg og jalousi koncentreret.

— Я загуляю, я? — начал Евсей. — Да разрази меня на этом месте господь, лопни мои глаза! чтоб мне сквозь землю провалиться, коли я там что-нибудь этакое...

- Jeg vil rende ud, jeg? - begyndte Jevsei. - Må Gud slå mig ned på stedet, må mine øjne falde ud! Må jeg synke ned i jorden, hvis jeg gør noget sådant der...

— Ладно! ладно! — недоверчиво бормотала Аграфена, — а сам-то — у!

- Okay! Okay! - mumlede Agrafena mistænksomt. - Men du selv - uh!

— Ах, чуть не забыл! — сказал Евсей и достал из кармана засаленную колоду карт. — Нате, Аграфена Ивановна, вам на память; ведь вам здесь негде взять.

- Åh, jeg glemte næsten! - sagde Jevsei og tog en snasket kortspil op af lommen. - Her er det, Agrafena Ivanovna, som et minde; du kan jo ikke købe noget her.

Она протянула руку.

Hun rakte ham hånden.

— Подари мне, Евсей Иваныч! — закричал из толпы Прошка.

- Giv det til mig, Jevsei Ivanovich! - råbte Proshka fra mængden.

— Тебе! да лучше сожгу, чем тебе подарю! — и он спрятал карты в карман.

- Til dig? Nej, hellere brænder jeg det, end at give det til dig! - og han gemte kortene i lommen igen.

— Да мне-то отдай, дурачина! — сказала Аграфена.

- Giv det til mig, din tåbe! - sagde Agrafena.

— Нет, Аграфена Ивановна, что хотите делайте, а не отдам; вы с ним станете играть. Прощайте!

- Nej, Agrafena Ivanovna, gør hvad du vil, men jeg giver det ikke til dig. Du vil begynde at spille med det. Farvel!

Он, не оглянувшись, махнул рукой и лениво пошел вслед за повозкой, которую бы, кажется, вместе с Александром, ямщиком и лошадьми мог унести на своих плечах.

Uden at se sig tilbage vinkede han og gik trægt efter vognen, som han tilsyneladende kunne bære på sine skuldre sammen med Alexander, kusken og hestene.

— Проклятый! — говорила Аграфена, глядя ему вслед и утирая концом платка капавшие слезы.

- Den forbandede! - sagde Agrafena, mens hun så efter ham og tørrede tårerne væk med kanten af sit tørklæde.

У рощи остановились. Пока Анна Павловна рыдала и прощалась с сыном, Антон Иваныч потрепал одну лошадь по шее, потом взял ее за ноздри и потряс в обе стороны, чем та, казалось, вовсе была недовольна, потому что оскалила зубы и тотчас же фыркнула.

De stoppede ved lunden. Mens Anna Pavlovna græd og tog afsked med sin søn, klappede Anton Ivanovich en af hestene på halsen, tog hende ved næsefladerne og rystede hende til begge sider, hvilket hun tilsyneladende ikke brød sig om, fordi hun gjorde tænderne frem og fnøs straks.

— Подтяни подпругу у коренной-то, — сказал он ямщику, — вишь, седелка-то на боку!

- Stram understøttelsen på den forreste hest, - sagde han til kusken. - Se, sadlen hænger på siden!

Ямщик посмотрел на седелку и, увидев, что она на своем месте, не тронулся с козел, а только кнутом поправил немного шлею.

Kusken kiggede på sadlen og så, at den sad, som den skulle, og han bevægede sig ikke fra vognen, men justerede bare tøjlen en smule med pisken.

— Ну, пора, бог с вами! —

- Nå, det er på tide, Gud velsigne dig! -

говорил Антон Иваныч, — полно, Анна Павловна, вам мучить-то себя!

sagde Anton Ivanovich. - Nok nu, Anna Pavlovna, du må ikke plage dig selv!

А вы садитесь, Александр Федорыч; вам надо засветло добраться до Шишкова.

Og du sætter dig på, Alexander Fedorovich; du skal nå frem til Shishkov før det bliver mørkt.

Прощайте, прощайте, дай бог вам счастья, чинов, крестов, всего доброго и хорошего, всякого добра и имущества!!!

Farvel, farvel, må Gud give dig lykke, titler, kors, alt godt og smukt, al godhed og rigdom!!!

Ну, с богом, трогай лошадей, да смотри там косогором-то легче поезжай! —

Nå, med Gud, træk i hestene, og pas på at du kører lettere op ad bakken! -

прибавил он, обращаясь к ямщику.

tilføjede han til kusken.

Александр сел, весь расплаканный, в повозку, а Евсей подошел к барыне, поклонился ей в ноги и поцеловал у ней руку. Она дала ему пятирублевую ассигнацию.

Alexander satte sig i vognen, helt i tårer, og Evsei gik hen til baronessen, bukkede for hende og kyssede hendes hånd. Hun gav ham en femrubelseddel.

— Смотри же, Евсей, помни: будешь хорошо служить, женю на Аграфене, а не то...

- Husk nu, Evsei, at hvis du tjener godt, gifter jeg dig med Agrafena, og hvis ikke...

Она не могла говорить дальше.

Hun kunne ikke sige mere.

Евсей взобрался на козлы.

Evsei satte sig op på vognen.

Ямщик, наскучивший долгим ожиданием, как будто ожил; он прижал шапку, поправился на месте и поднял вожжи; лошади тронулись сначала легкой рысью.

Kusken, som var træt af at vente så længe, kom til live igen; han tog sin hat på, igen satte han sig på sin plads og tog tøjlerne op; hestene begyndte at gå i en let trav.

Он хлестнул пристяжных разом одну за другой, они скакнули, вытянулись, и тройка ринулась по дороге в лес.

Han piskede de to heste en efter en, de sprang frem, strakte sig, og treenigheden styrtede afsted ad vejen ind i skoven.

Толпа провожавших осталась в облаке пыли безмолвна и неподвижна, пока повозка не скрылась совсем из глаз.

Mængden af de folk, der fulgte efter, blev stående i en sky af støv, tavse og uden at bevæge sig, indtil vognen forsvandt helt fra deres syn.

Антон Иваныч опомнился первый.

Anton Ivanovich kom sig først tilbage.

— Ну, теперь по домам! — сказал он.

- Nå, nu går vi hjem! sagde han.

Александр смотрел, пока можно было, из повозки назад, потом упал на подушки лицом вниз.

Alexander kiggede så længe han kunne ud af vognen, og derefter faldt han ned på puderne med ansigtet nedad.

— Не оставьте вы меня, горемычную, Антон Иваныч! — оказала Анна Павловна, — отобедайте здесь!

- Forlad mig ikke, min ulykkelige, Anton Ivanovich! sagde Anna Pavlovna. - Spis din frokost her!

— Хорошо, матушка, я готов: пожалуй, и отужинаю.

- Godt, mor, jeg er klar: jeg spiser min frokost her.

— Да вы бы уж и ночевали.

- Du burde også overnatte her.

— Как же: завтра похороны!

- Hvordan nu? Begravelsen er i morgen!

— Ах, да! Ну, я вас не неволю. Кланяйтесь Федосье Петровне от меня, — скажите, что я душевно огорчена ее печалью и сама бы навестила, да вот бог, дескать, и мне послал горе — сына проводила.

- Ah, ja! Nå, jeg tvinger dig ikke. Hils Fyodosia Petrovna fra mig, - sig at jeg er meget ked af hendes sorg, og at jeg selv ville have besøgt hende, men Gud sendte mig også en sorg - jeg fulgte min søn til hans begravelse.

— Скажу-с, скажу, не забуду.

- Jeg vil sige det, jeg vil ikke glemme det.

— Голубчик ты мой, Сашенька! — шептала она, оглядываясь, — и нет уж его, скрылся из глаз!

- Min lille fugl, Sasjenka! - hviskede hun og så sig om - og nu er han væk, han er forsvundet fra vores synsvinkel!

Адуева просидела целый день молча, не обедала и не ужинала. Зато говорил, обедал и ужинал Антон Иваныч.

Adueva sad stille hele dagen, spiste hverken frokost eller aftensmad. Men Anton Ivanovich talte, spiste sin frokost og aftensmad.

— Где-то он теперь, мой голубчик? — скажет только она иногда.

- Hvor er han nu, min lille fugl? - sagde hun nogle gange.

— Уж теперь должен быть в Неплюеве. Нет, что я вру? еще не в Неплюеве, а подъезжает; там чай будет пить, — отвечает Антон Иваныч.

- Han må være i Neplyuev nu. Nej, jeg lyver ikke! Han er ikke i Neplyuev endnu, men han er på vej derhen; der skal han drikke te, - svarede Anton Ivanovich.

— Нет, он в это время никогда не пьет.

- Nej, han drikker aldrig te på det tidspunkt.

И так Анна Павловна мысленно ехала с ним. Потом, когда он, по расчетам ее, должен был уже приехать в Петербург, она то молилась, то гадала в карты, то разговаривала о нем с Марьей Карповной.

Og så rejste Anna Pavlovna mentalt med ham. Derefter, da han ifølge hendes beregninger skulle ankomme til Petersborg, bad hun, spåede i kortene og talte om ham med Marja Karpovna.

А он?

Og ham?

С ним мы встретимся в Петербурге.

Vi møder ham i Petersborg.