Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой.

Anyone who has moved from Bolkhovsky Uyezd to Zhizdrinsky might have been struck by the sharp difference between the people of Oryol Governorate and the Kaluga region.

Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах.

The man from Oryol Governorate is small in stature, stooped, moody, looking down, lives in wretched osier huts, goes to serfdom, does not engage in trade, eats poorly, wears clogs; the Kaluga region's free man lives in spacious pine huts, tall, looking boldly and cheerfully, face clean and white, trades in oil and tar, and on holidays goes about in boots.

Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд.

An Oryol village (we are talking about the eastern part of Oryol Governorate) is usually located among plowed fields, near a ravine, barely transformed into a dirty pond.

Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трех тощих берез, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой...

Besides a few willows, always ready for service, and two or three thin birches, you won't see a tree for a verst in any direction; the huts are built close together, roofs covered with rotten straw...

Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вывалился наружу, не зовет в гости всякую прохожую свинью...

The Kaluga village, on the other hand, is largely surrounded by forest; the huts stand freer and straighter, roofs covered with thatch; the doors are locked tightly, the woodpile in the backyard is not scattered or pushed out, and does not invite any passing pig for a visit...

И для охотника в Калужской губернии лучше.

And it's better for a hunter in the Kaluga Governorate.

В Орловской губернии последние леса и площадя * исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.

In Oryol Governorate, the last forests and plains will disappear within five years, and there are no marshes; in Kaluga, on the contrary, there are hundreds of forests and dozens of versts of marshes, and the noble partridge has not yet disappeared, the friendly black grouse is still found, and the busy partridge delights and scares the hunter and his dog with its sudden flight.

В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, сошелся я в поле и познакомился с одним калужским мелким помещиком, Полутыкиным, страстным охотником и, следовательно, отличным человеком.

As a hunter, visiting Zhizdrinsky Uyezd, I met a small Kaluga landowner, Polutkin, a passionate hunter and, therefore, a fine man.

Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть «Пинну»; заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однако говорил одначе и завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.

He did have some weaknesses, however: he pursued all the wealthy maidens in the governorate, and after receiving a rejection from every family, he confided his sorrow to all his friends and acquaintances, while continuing to send his parents gifts of sour peaches and other raw produce from his garden; he loved to repeat the same joke, which, despite Mr. Polutkin's respect for his merits, never made anyone laugh; he praised the writings of Akim Nakhamov and the novel "Pinnu"; he stuttered; he called his dog Astronomer; however, he spoke otherwise and introduced French cuisine into his home, the secret of which, according to his cook, consisted in completely altering the natural taste of every dish: meat became fish, fish became mushrooms, pasta became gunpowder; yet not a single carrot made its way into the soup, failing to assume the shape of a square or a trapezoid.

Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек.

But, apart from these few and minor flaws, Mr. Polutkin was, as has been said, an excellent man.

В первый же день моего знакомства с г.

On the very first day of my acquaintance with Mr.

Полутыкиным он пригласил меня на ночь к себе.

Polutkin invited me to spend the night at his place.

До меня верст пять будет, — — прибавил он, — пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю.

It's only five versts from here, he added, "so it's not a long walk; let's stop by Khoriy first."

(Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)

(The reader will allow me not to translate his stutter.)

А кто такой Хорь?—

And who is Khoriy?

А мой мужик... —

And my man...

Он отсюда близехонько.

He's very close by.

Мы отправились к нему.

We set off to see him.

Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря.

In the midst of the forest, on a cleared and cultivated meadow, stood the solitary estate of Khoriy.

Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками.

It consisted of several log cabins connected by fences; a lean-to extended from the main house, supported by thin posts.

Мы вошли.

We entered.

Нас встретил молодой парень, лет двадцати, высокий и красивый.

A young man, about twenty years old, tall and handsome, greeted us.

А, — Федя!

Ah, Fedya!

Дома Хорь? —

Is Khoriy at home?

спросил его г-н Полутыкин.

Mr. Polutkin asked.

Нет, — Хорь в город уехал, — отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых, как снег, зубов. —

"No, Khoriy has left for the city," the young man answered, smiling and showing a row of white, snow-like teeth.

Тележку заложить прикажете?

Will you put the cart away?

Да, — брат, тележку.

Yes, brother, put away the cart.

Да принеси нам квасу.

Yes, bring us some kvass.

Мы вошли в избу.

We entered the izba (a traditional Russian log cabin).

Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу, перед тяжелым образом в серебряном окладе, теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт; между бревнами и по косякам окон не скиталось резвых прусаков, не скрывалось задумчивых тараканов.

No single Suzdal painting could have made the clean wooden walls more inviting; in the corner, before a heavy icon in a silver frame, a lamp warmed; the birch table had been recently polished and washed; between the logs and along the window frames, no playful ants or thoughtful cockroaches were to be seen.

Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске.

Soon, a young man appeared with a large white cup filled with good kvass, a large slice of wheat bread, and a dozen pickled cucumbers in a wooden bowl.

Он поставил все эти припасы на стол, прислонился к двери и начал с улыбкой на нас поглядывать.

He placed all the provisions on the table, leaned against the door, and began to look at us with a smile.

Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега застучала перед крыльцом.

We hadn't even finished our snacks when the cart started clattering outside the porch.

Мы вышли.

We went out.

Мальчик лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца.

A boy of about fifteen, curly-haired and rosy-cheeked, was sitting on a pile of straw and struggling to control a well-fed pinto horse.

Кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю.

Around the cart, six young giants stood, all looking very much alike and like Fedya.

«Всё дети Хоря!» —

"All children of Khoria!"

заметил Полутыкин.

Polutkin noticed.

«Всё Хорьки, — подхватил Федя, который вышел вслед за нами на крыльцо, — да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со старым Хорем в город...

"All from Khor, " Fedya picked up, as he came out onto the porch following us, "and not all of them: Potap is in the forest, and Sidor went to the city with old Khor..."

Смотри же, Вася, — продолжал он, обращаясь к кучеру, — духом сомчи: барина везешь.

"Look, Vasya," he continued, addressing the driver, "the master is coming. Be ready."

Только на толчках-то, смотри, потише: и телегу-то попортишь, да и барское черево обеспокоишь!»

"Just gently, you hear? Don't jolt, or you'll damage the cart and worry the master's stomach!"

Остальные Хорьки усмехнулись от выходки Феди.

The other Khor children smiled at Fedya's prank.

«Подсадить Астронома!» —

"Get Astronomer up!"

торжественно воскликнул г-н Полутыкин.

Mr. Polutkin solemnly exclaimed.

Федя, не без удовольствия, поднял на воздух принужденно улыбавшуюся собаку и положил ее на дно телеги.

Fedya, with a smirk, lifted the reluctantly smiling dog into the air and placed it at the bottom of the cart.

Вася дал вожжи лошади.

Vasya took the reins.

Мы покатили.

We set off.

«А вот это моя контора, — сказал мне вдруг г-н Полутыкин, указывая на небольшой низенький домик, — хотите зайти?» —

"This is my office," Mr. Polutkin suddenly said, pointing to a small, low cottage, "Would you like to come in?"

«Извольте». —

"Please."

«Она теперь упразднена, — заметил он, слезая, — а всё посмотреть стоит».

"It's now closed," he noted, getting off, "But it's worth a look."

Контора состояла из двух пустых комнат.

The office consisted of two empty rooms.

Сторож, кривой старик, прибежал с задворья.

A stooped old guard rushed out from the backyard.

«Здравствуй, Миняич, — проговорил г-н Полутыкин, — а где же вода?»

"Hello, Minayich," Mr. Polutkin said, "Where's the water?"

Кривой старик исчез и тотчас вернулся с бутылкой воды и двумя стаканами.

The stooped old man disappeared and returned immediately with a bottle of water and two glasses.

«Отведайте, — сказал мне Полутыкин, — это у меня хорошая, ключевая вода».

"Taste it," Polutkin said to me, "This is my good, spring water."

Мы выпили по стакану, причем старик нам кланялся в пояс.

We drank from our glasses, and the old man bowed to us.

«Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, — заметил мой новый приятель. —

"Well, I guess we can go now," my new friend noted.

В этой конторе я продал купцу Аллилуеву четыре десятины лесу за выгодную цену».

In this office, I sold merchant Alliluyev four desyatinas of forest for a good price.

Мы сели в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.

We climbed into the cart and within half an hour, we were driving up to the lord's estate.

Скажите, — пожалуйста, — спросил я Полутыкина за ужином, — отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших мужиков?

"Tell me, please," I asked Polutkin at dinner, "Why does Khor live separately from your other men?"

А вот отчего: — он у меня мужик умный.

"Well, that's because he's a smart man."

Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте.

Twenty-five years ago, his cottage burned down; so he came to my late father and said, "Allow me, Nicholas, to live in your forest on the marsh."

Я вам стану оброк платить хороший. —

"I'll pay you a good rent."

«Да зачем тебе селиться на болоте?» —

"Why would you want to live on a marsh?"

«Да уж так; только вы, батюшка, Николай Кузьмич, ни в какую работу употреблять меня уж не извольте, а оброк положите, какой сами знаете». —

"Well, that's just it; Father Nicholas, you mustn't make me do any work, just take the rent you know of, as you please."

«Пятьдесят рублев в год!» —

"Fifty rubles a year!"

«Извольте». —

"Very well."

«Да без недоимок у меня, смотри!» —

"Without any outstanding payments, I assure you!"

«Известно, без недоимок...»

"It's known... without any outstanding debts..."

Вот он и поселился на болоте.

He settled on the marsh.

С тех пор Хорем его и прозвали.

And that's how he got the nickname "Horem."

Ну, — и разбогател? —

"So, did he get rich?"

спросил я.

I asked.

Разбогател. —

He did get rich.

Теперь он мне сто целковых оброка платит, да еще я, пожалуй, накину.

Now he pays me 100 gold pieces, and I might even ask for more.

Я уж ему не раз говорил: «Откупись, Хорь, эй, откупись!..»

I've told him a dozen times, "Repay your debt, Horem, please...!"

А он, бестия, меня уверяет, что нечем; денег, дескать, нету...

He, the scoundrel, assures me that he has no money...

Да, как бы не так!..

Yes, as if that were not the case!..

На другой день мы тотчас после чаю опять отправились на охоту.

The next day, right after tea, we set off on another hunt.

Проезжая через деревню, г-н Полутыкин велел кучеру остановиться у низенькой избы и звучно воскликнул: «Калиныч!» —

Passing through the village, Mr. Polyutkin ordered the coachman to stop at a small hut and loudly called out: "Kalinych!"

«Сейчас, батюшка, сейчас, — раздался голос со двора, — лапоть подвязываю».

"Just a moment, Father, I'm tying my boot," came the voice from the yard.

Мы поехали шагом; за деревней догнал нас человек лет сорока, высокого роста, худой, с небольшой загнутой назад головкой.

We traveled at a leisurely pace; a man in his forties, tall and thin, with a slightly bent head, caught up with us in the village.

Это был Калиныч.

That was Kalinych.

Его добродушное смуглое лицо, кое-где отмеченное рябинами, мне понравилось с первого взгляда.

I liked his friendly, tanned face, marked here and there with wrinkles, from the first glance.

Калиныч (как узнал я после) каждый день ходил с барином на охоту, носил его сумку, иногда и ружье, замечал, где садится птица, доставал воды, набирал земляники, устроивал шалаши, бегал за дрожками; без него г-н Полутыкин шагу ступить не мог.

Kalinych (as I learned later) went hunting with the baron every day, carried his bag, sometimes even his gun, noticed where the birds sat, fetched water, picked strawberries, built shelters, and ran after the sleigh; Mr. Polyutkin could not take a step without him.

Калиныч был человек самого веселого, самого кроткого нрава, беспрестанно попевал вполголоса, беззаботно поглядывал во все стороны, говорил немного в нос, улыбаясь, прищуривал свои светло-голубые глаза и часто брался рукою за свою жидкую, клиновидную бороду.

Kalinych was a man of the most cheerful and amiable disposition, constantly humming under his breath, looking around carelessly, speaking in a soft voice, smiling, wrinkling his light blue eyes, and often touching his thin, claw-like beard.

Ходил он нескоро, но большими шагами, слегка подпираясь длинной и тонкой палкой.

He walked slowly, but with long strides, leaning slightly on his long and thin staff.

В течение дня он не раз заговаривал со мною, услуживал мне без раболепства, но за барином наблюдал, как за ребенком.

During the day, he spoke to me several times, served me without obsequiousness, but watched the baron as if he were a child.

Когда невыносимый полуденный зной заставил нас искать убежища, он свел нас на свою пасеку, в самую глушь леса.

When the unbearable midday heat drove us to seek shelter, he led us to his apiary, deep in the forest.

Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене, а сам надел на голову род мешка с сеткой, взял нож, горшок и головешку и отправился на пасеку вырезать нам сот.

Kalinych opened the hut, adorned with bundles of dry, fragrant herbs, laid us down on fresh straw, and then put on a net-covered sack on his head, took a knife, a pot, and a smoldering hot iron, and set off to the apiary to cut us some wax.

Мы запили прозрачный теплый мед ключевой водой и заснули под однообразное жужжанье пчел и болтливый лепет листьев.

We drank the clear, warm honey with spring water and fell asleep to the monotonous buzzing of the bees and the chattering of the leaves.

Легкий порыв ветерка разбудил меня...

A light gust of wind woke me up...

Я открыл глаза и увидел Калиныча: он сидел на пороге полураскрытой двери и ножом вырезывал ложку.

I opened my eyes and saw Kalinych: he was sitting on the threshold of the half-open door, cutting a spoon with a knife.

Я долго любовался его лицом, кротким и ясным, как вечернее небо.

I gazed at his face, kind and clear as the evening sky.

Г-н Полутыкин тоже проснулся.

Mr. Polutkin also woke up.

Мы не тотчас встали.

We didn't get up right away.

Приятно после долгой ходьбы и глубокого сна лежать неподвижно на сене: тело нежится и томится, легким жаром пышет лицо, сладкая лень смыкает глаза.

It's pleasant after a long walk and deep sleep to lie still on the straw: the body relaxes and yearns, the face is warm and sweet, and sleepiness closes the eyes.

Наконец мы встали и опять пошли бродить до вечера.

Finally, we got up and went wandering until evening.

За ужином я заговорил опять о Хоре да о Калиныче.

Over dinner, I started talking again about the Dance and Kalinych.

«Калиныч — добрый мужик, — сказал мне г.

"Kalinych is a good man," Mr. said to me.

Полутыкин, — усердный и услужливый мужик; хозяйство в исправности, одначе, содержать не может: я его всё оттягиваю.

Polutkin, a hard-working and diligent man; nevertheless, he cannot keep the farm in order: I keep putting him off.

Каждый день со мной на охоту ходит...

Every day, he goes hunting with me...

Какое уж тут хозяйство, — посудите сами».

"What farm, indeed! You decide."

Я с ним согласился, и мы легли спать.

I agreed, and we went to sleep.

На другой день г-н Полутыкин принужден был отправиться в город по делу с соседом Пичуковым.

The next day, Mr. Polutkin was compelled to go to the city on business with his neighbor, Pichukov.

Сосед Пичуков запахал у него землю и на запаханной земле высек его же бабу.

The neighbor, Pichukov, plowed his land and sowed his own wife there.

На охоту поехал я один и перед вечером завернул к Хорю.

I went hunting alone and before evening, I arrived at the Dance's place.

На пороге избы встретил меня старик — лысый, низкого роста, плечистый и плотный — сам Хорь.

At the threshold of the cottage, I met an old man—bald, of low stature, broad-shouldered, and stout—the very Horiy.

Я с любопытством посмотрел на этого Хоря.

I looked at this Horiy with curiosity.

Склад его лица напоминал Сократа: такой же высокий, шишковатый лоб, такие же маленькие глазки, такой же курносый нос.

His face resembled Socrates: the same tall, wrinkled forehead, the same tiny eyes, the same crooked nose.

Мы вошли вместе в избу.

We entered the cottage together.

Тот же Федя принес мне молока с черным хлебом.

The same Fedya brought me milk and black bread.

Хорь присел на скамью и, преспокойно поглаживая свою курчавую бороду, вступил со мною в разговор.

Horiy sat down on the bench, stroking his bushy beard calmly, and entered into conversation with me.

Он, казалось, чувствовал свое достоинство, говорил и двигался медленно, изредка посмеивался из-под длинных своих усов.

He seemed to feel his dignity, spoke and moved slowly, occasionally laughing under his long mustache.

Мы с ним толковали о посеве, об урожае, о крестьянском быте...

We discussed sowing, harvest, and peasant life...

Он со мной всё как будто соглашался; только потом мне становилось совестно, и я чувствовал, что говорю не то...

He seemed to agree with me, but later I felt guilty and realized I wasn't saying the right things...

Так оно как-то странно выходило.

It was somehow strange.

Хорь выражался иногда мудрено, должно быть, из осторожности...

Horiy sometimes spoke wisely, I suppose out of caution...

Вот вам образчик нашего разговора:

Here is an example of our conversation:

Послушай-ка, — Хорь, — говорил я ему, — отчего ты не откупишься от своего барина?

"Listen," I said to Horiy, "why don't you buy your freedom from your master?"

А для чего мне откупаться? —

"Why would I want to buy my freedom?"

Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю...

Now I know both my master and my debt...

барин у нас хороший.

Our master is good.

Всё же лучше на свободе, — — заметил я.

"Still, it's better to be free," I noted.

Хорь посмотрел на меня сбоку.

Horiy looked at me sideways.

Вестимо, — — проговорил он.

"Apparently," he said.

Ну, — так отчего же ты не откупаешься?

"Well, then, why don't you buy your freedom?"

Хорь покрутил головой.

Horiy shook his head.

Чем, — батюшка, откупиться прикажешь?

"What, Father, shall I buy my freedom?"

Ну, — полно, старина...

"Well, old man..."

Попал Хорь в вольные люди, — — продолжал он вполголоса, как будто про себя, — кто без бороды живет, тот Хорю и на́больший.

"Now that Horiy is free, he says, 'Who lives without a beard, is no better than Horiy.'"

А ты сам бороду сбрей.—

And you, would you shave your beard?

Что борода? —

"What beard?"

борода — трава: скосить можно.

"A beard is like grass: you can cut it."

Ну, — так что ж?

"Well, then?"

А, — знать, Хорь прямо в купцы попадет; купцам-то жизнь хорошая, да и те в бородах.

"You see, Horiy will become a merchant; merchants have a good life, and they all wear beards."

А что, — ведь ты тоже торговлей занимаешься? —

"And what, are you in trade too?"

спросил я его.

I asked him.

Торгуем помаленьку маслишком да дегтишком... —

"We trade in small things, like oil and soap..."

Что же, тележку, батюшка, прикажешь заложить?

"Well, father, what shall we load onto the cart?"

«Крепок ты на язык и человек себе на уме», — подумал я.

"I thought, 'He who has a strong tongue has a mind of his own.'"

Нет, — — сказал я вслух, — тележки мне не надо; я завтра около твоей усадьбы похожу и, если позволишь, останусь ночевать у тебя в сенном сарае.

"No, I said aloud, 'I don't need a cart; I'll walk past your estate tomorrow, and if you allow, I'll stay overnight in your barn.' "

Милости просим. —

"Welcome."

Да покойно ли тебе будет в сарае?

"Will it be comfortable for you in the barn?"

Я прикажу бабам постлать тебе простыню и положить подушку.

"I'll have the women make up a bed for you and give you a pillow."

Эй, бабы! —

"Hey, women!"

вскричал он, поднимаясь с места, — сюда, бабы!..

he shouted, rising from his seat, "Come here, women...!"

А ты, Федя, поди с ними.

"And you, Fyodor, go with them."

Бабы ведь народ глупый.

"The women are, indeed, simple."

Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня в сарай.

"A quarter of an hour later, Fyodor accompanied me to the barn with a lantern."

Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи, дверь заскрипела и захлопнулась.

"I threw myself onto the fresh hay, a dog curled up at my feet; Fyodor wished me good night, the door creaked and closed."

Я довольно долго не мог заснуть.

"It took me quite a while to fall asleep."

Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два; собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать...

"The cow approached the door, snorting loudly a couple of times; the dog growled at her with dignity; the pig passed by, thoughtfully grunting; a horse nearby chewed on hay and snorted..."

Я, наконец, задремал.

"I finally dozed off."

На заре Федя разбудил меня.

"At dawn, Fyodor woke me up."

Этот веселый, бойкий парень очень мне нравился; да и, сколько я мог заметить, у старого Хоря он тоже был любимцем.

"I quite liked this cheerful, lively fellow; and as far as I could see, he was also a favorite of Old Khoriy."

Они оба весьма любезно друг над другом подтрунивали.

"They both playfully teased each other."

Старик вышел ко мне навстречу.

"The old man came out to meet me."

Оттого ли, что я провел ночь под его кровом, по другой ли какой причине, только Хорь гораздо ласковее вчерашнего обошелся со мной.

"Perhaps because I had spent the night under his roof, or for some other reason, Khoriy was much kinder to me than the day before."

Самовар тебе готов, — — сказал он мне с улыбкой, — пойдем чай пить.

"The samovar is ready for you, he said with a smile, 'Come, let's have some tea.'"

Мы уселись около стола.

"We sat down at the table."

Здоровая баба, одна из его невесток, принесла горшок с молоком.

"A healthy woman, one of his nieces, brought a cauldron of milk."

Все его сыновья поочередно входили в избу.

"All his sons entered the hut one after another."

Что у тебя за рослый народ! — —

"What a tall family you have!"

заметил я старику.

"I noticed the old man said."

Да, — — промолвил он, откусывая крошечный кусок сахару, — на меня да на мою старуху жаловаться, кажись, им нечего.

"Yes," he said, taking a tiny bite of sugar, "it seems there's nothing for them to complain about me or my old wife."

И все с тобой живут?—

"And all of them live with you?"

Все. —

"All of them."

Сами хотят, так и живут.

"They want it, so they live."

И все женаты?—

"And all of them are married?"

Вон один, — пострел, не женится, — отвечал он, указывая на Федю, который по-прежнему прислонился к двери. —

"The one over there, he's not getting married," he answered, pointing to Fedya who was still leaning against the door.

Васька, тот еще молод, тому погодить можно.

"Vasya is still young, so it can be arranged."

А что мне жениться? — —

"And what's it to you if I get married?"

возразил Федя, — мне и так хорошо.

"Fedya objected, "I'm doing just fine without getting married."

На что мне жена?

"What do I need a wife for?"

Лаяться с ней, что ли?

"Argue with her, you mean?"

Ну, — уж ты...

"Well... you're the one who suggested it."

уж я тебя знаю!

"I know all about you!"

кольца серебряные носишь...

"You wear silver rings..."

Тебе бы всё с дворовыми девками нюхаться...

"You should be hanging out with hooligans..."

«Полноте, бесстыдники!» —

"Full of nonsense, scoundrels!" —

продолжал старик, передразнивая горничных. —

The old man continued, mocking the servants, saying: "You're a bunch of scoundrels!"

Уж я тебя знаю, белоручка ты этакой!

"I know all about you, you two-faced liar!"

А в бабе-то что хорошего?—

"What's so good about that old woman?"

Баба — — работница, — важно заметил Хорь. —

"The woman is a worker, that's important, noted Khori."

Баба мужику слуга.

"The woman is a servant to the man."

Да на что мне работница?—

"What do I need a servant for?"

То-то, — чужими руками жар загребать любишь.

"That's why you like to dig someone else's grave."

Знаем мы вашего брата.

"We know your brother."

Ну, — жени меня, коли так.

"Well, if that's the case, marry me then."

А? что!

"What! What is it?"

Что ж ты молчишь?

"Why are you silent?"

Ну, — полно, полно, балагур.

"Well, that's enough, fool."

Вишь, барина мы с тобой беспокоим.

"You see, sir, we are disturbing you."

Женю, небось...

"I'm getting married, perhaps..."

А ты, батюшка, не гневись: дитятко, видишь, малое, разуму не успело набраться.

"Father, do not be angry: the child is young, its mind has not yet developed."

Федя покачал головой...

"Fedyah shook his head..."

Дома Хорь? — —

"Is everyone at home?"

раздался за дверью знакомый голос, — и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего друга, Хоря.

"There was a familiar voice from behind the door, and Kalinych entered the cottage, a bundle of wild strawberry in his hands, which he had picked for his friend, Horiy."

Старик радушно его приветствовал.

The old man greeted him warmly.

Я с изумлением поглядел на Калиныча: признаюсь, я не ожидал таких «нежностей» от мужика.

I looked at Kalinych in surprise: I must admit, I did not expect such tenderness from a man.

Я в этот день пошел на охоту часами четырьмя позднее обыкновенного и следующие три дня провел у Хоря.

I went hunting for four hours later than usual and spent the next three days with Horiy.

Меня занимали новые мои знакомцы.

I was occupied with my new acquaintances.

Не знаю, чем я заслужил их доверие, но они непринужденно разговаривали со мной.

I don't know how I earned their trust, but they spoke to me casually.

Я с удовольствием слушал их и наблюдал за ними.

I listened to them and watched them with pleasure.

Оба приятеля нисколько не походили друг на друга.

The two friends were completely different from each other.

Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных.

Horiy was a positive, practical man, an administrative mind, a rationalist; Kalinych, on the contrary, belonged to the category of idealists, romantics, men of enthusiasm and dreams.

Хорь понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как.

Horiy understood reality, that is, he established himself, saved some money, got along with the baron and other authorities; Kalinych, on the other hand, wore wooden shoes and made ends meet as best he could.

Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе.

Horiy had a large family, obedient and united; Kalinych, once had a wife, whom he was afraid of, and he never had any children.

Хорь насквозь видел г-на Полутыкина; Калиныч благоговел перед своим господином.

Horiy saw Mr. Polutkin through and through; Kalinych revered his master.

Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство; Калиныч любил и уважал Хоря.

Horiy loved Kalinych and showed him patronage; Kalinych loved and respected Horiy.

Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром, хотя и не пел соловьем, как бойкий фабричный человек...

Horiy spoke little, smiled to himself; Kalinych explained himself with passion, although he didn't sing like a lark, like an energetic factory worker...

Но Калиныч был одарен преимуществами, которые признавал сам Хорь, например: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял червей; пчелы ему дались, рука у него была легкая.

But Kalinych had qualities that Horiy recognized, such as: he stirred blood, fear, anger, drove out worms; he had a knack for beekeeping, his hand was sure.

Хорь при мне попросил его ввести в конюшню новокупленную лошадь, и Калиныч с добросовестною важностью исполнил просьбу старого скептика.

Horiy asked Kalinych to introduce his newly bought horse to the stable, and Kalinych, with sincere importance, carried out the old skeptic's request.

Калиныч стоял ближе к природе; Хорь же — к людям, к обществу; Калиныч не любил рассуждать и всему верил слепо; Хорь возвышался даже до иронической точки зрения на жизнь.

Kalinych stood closer to nature; Horiy, on the other hand, was more attuned to people and society; Kalinych did not like to reason and believed blindly; Horiy even rose to the ironic perspective on life.

Он много видел, много знал, и от него я многому научился.

He saw a lot, knew a lot, and I learned a lot from him.

Например, из его рассказов узнал я, что каждое лето, перед покосом, появляется в деревнях небольшая тележка особенного вида.

For instance, from his stories, I learned that every summer, before the haying, a small cart of a peculiar kind appears in the villages.

В этой тележке сидит человек в кафтане и продает косы.

This cart is driven by a man in a caftan who sells braids.

На наличные деньги он берет рубль двадцать пять копеек — полтора рубля ассигнациями; в долг — три рубля и целковый.

He takes twenty-five kopeks in cash — one and a half rubles in assignments; and three rubles on credit, in silver.

Все мужики, разумеется, берут у него в долг.

All the men, of course, take loans from him.

Через две-три недели он появляется снова и требует денег.

Two or three weeks later, he appears again and demands the money.

У мужика овес только что скошен, стало быть, заплатить есть чем; он идет с купцом в кабак и там уже расплачивается.

The farmer has just harvested his oats, so he has something to pay with; he goes to the tavern with the merchant and pays there.

Иные помещики вздумали было покупать сами косы на наличные деньги и раздавать в долг мужикам по той же цене; но мужики оказались недовольными и даже впали в уныние; их лишали удовольствия щелкать по косе, прислушиваться, перевертывать ее в руках и раз двадцать спросить у плутоватого мещанина-продавца: «А что, малый, коса-то не больно того?»

Some landlords thought of buying braids with cash and lending them to the farmers at the same price; but the farmers were dissatisfied and even fell into despair; they were deprived of the pleasure of snapping the braid, listening to it, turning it over in their hands, and asking the shrewd merchant twenty times: "Well, little one, isn't this braid worth it?"

Те же самые проделки происходят и при покупке серпов, с тою только разницей, что тут бабы вмешиваются в дело и доводят иногда самого продавца до необходимости, для их же пользы, поколотить их.

The same tricks occur when buying scythes, with the only difference being that women intervene and sometimes force the seller to sharpen them to their advantage.

Но более всего страдают бабы вот при каком случае.

But the women suffer most in this case.

Поставщики материала на бумажные фабрики поручают закупку тряпья особенного рода людям, которые в иных уездах называются «орлами».

Suppliers of material for paper mills entrust the purchase of a special kind of cloth to certain people, who in other provinces are known as "Eagles".

Такой «орел» получает от купца рублей двести ассигнациями и отправляется на добычу.

Such an "Eagle" receives 200 rubles in assignments from the merchant and sets out on his quest.

Но, в противность благородной птице, от которой он получил свое имя, он не нападает открыто и смело: напротив, «орел» прибегает к хитрости и лукавству.

But, in contrast to the noble bird from which he gets his name, he does not attack openly and boldly; on the contrary, the "Eagle" resorts to cunning and trickery.

Он оставляет свою тележку где-нибудь в кустах около деревни, а сам отправляется по задворьям да по задам, словно прохожий какой-нибудь или просто праздношатающийся.

He leaves his cart hidden in the bushes near the village, and goes into the courtyards and backyards, like some passerby or just loiterer.

Бабы чутьем угадывают его приближенье и крадутся к нему навстречу.

The women sense his approach and sneak up to him.

Второпях совершается торговая сделка.

The trade is hastily concluded.

За несколько медных грошей баба отдает «орлу» не только всякую ненужную тряпицу, но часто даже мужнину рубаху и собственную паневу.

For a few copper coins, the woman gives the "Eagle" not only every unnecessary piece of cloth, but often even the husband's shirt and her own apron.

В последнее время бабы нашли выгодным красть у самих себя и сбывать таким образом пеньку, в особенности «замашки», — важное распространение и усовершенствование промышленности «орлов»!

Lately, women have found it profitable to steal from themselves and sell twine, especially "zamashki" (a type of cloth), which is an important development and advancement in the "Eagles'" industry!

Но зато мужики, в свою очередь, навострились и при малейшем подозрении, при одном отдаленном слухе о появлении «орла» быстро и живо приступают к исправительным и предохранительным мерам.

But in turn, the men have become alert and at the slightest suspicion or distant rumor of an "Eagle's" appearance, they quickly and actively take corrective and protective measures.

И в самом деле, не обидно ли?

And indeed, isn't that embarrassing?

Пеньку продавать их дело, и они ее точно продают, не в городе, — в город надо самим тащиться, — а приезжим торгашам, которые, за неимением безмена, считают пуд в сорок горстей — а вы знаете, что за горсть и что за ладонь у русского человека, особенно когда он «усердствует»!

Selling twine is their business, and they certainly sell it, not in the city, but to traveling merchants, who, without a scale, count a pound in handfuls — and you know what a handful is for a Russian, especially when he's "working hard"!

Таких рассказов я, человек неопытный и в деревне не «живалый» (как у нас в Орле говорится), наслушался вдоволь.

I've heard enough of such stories. I, an inexperienced person and not having lived in a village (as we say in Oryol, "ne zhivyiy"), have heard enough.

Но Хорь не всё рассказывал, он сам меня расспрашивал о многом.

But Khoriy didn't tell everything; he questioned me about many things.

Узнал он, что я бывал за границей, и любопытство его разгорелось...

He found out that I had been abroad, and his curiosity was piqued...

Калиныч от него не отставал; но Калиныча более трогали описания природы, гор, водопадов, необыкновенных зданий, больших городов; Хоря занимали вопросы административные и государственные.

Kalynich was not behind him; but Kalynich was more moved by descriptions of nature, mountains, waterfalls, extraordinary buildings, big cities; Horiy was interested in administrative and state issues.

Он перебирал всё по порядку: «Что, у них это там есть так же, как у нас, аль иначе?..

He went through everything methodically: "So, do they have the same things as us, or otherwise...?"

Ну, говори, батюшка, — как же?..» —

Well, father, tell me then... how?..

«А! ах, господи, твоя воля!» —

"Ah! Lord, your will!"

восклицал Калиныч во время моего рассказа; Хорь молчал, хмурил густые брови и лишь изредка замечал, что, «дескать, это у нас не шло бы, а вот это хорошо — это порядок».

Kalynich exclaimed, "Ah, Lord!" during my tale; Horiy remained silent, furrowing his brows and occasionally noting, "That wouldn't work over here, but this — this is order."

Всех его расспросов я передать вам не могу, да и незачем; но из наших разговоров я вынес одно убежденье, которого, вероятно, никак не ожидают читатели, — убежденье, что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях.

I cannot convey all of his questions to you, nor is it necessary; but from our conversations, I drew one conclusion, one that readers probably would not expect — the conclusion that Peter the Great was, above all, a Russian man, Russian in his reforms.

Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперед.

A Russian man is so confident in his strength and resilience that he is not afraid to break himself; he pays little attention to his past and boldly looks ahead.

Что хорошо — то ему и нравится, что разумно — того ему и подавай, а откуда оно идет, — ему всё равно.

He likes what is good and what is reasonable; he doesn't care where it comes from.

Его здравый смысл охотно подтрунит над сухопарым немецким рассудком; но немцы, по словам Хоря, любопытный народец, и поучиться у них он готов.

His common sense readily ridicules the dry German logic; but according to Horiy, the Germans are a curious people, and he is willing to learn from them.

Благодаря исключительности своего положенья, своей фактической независимости, Хорь говорил со мной о многом, чего из другого рычагом не выворотишь, как выражаются мужики, жерновом не вымелешь.

Thanks to his unique position and de facto independence, Horiy spoke to me about many things that you cannot budge with another tool, as the men say, you cannot grind with a millstone.

Он действительно понимал свое положенье.

He truly understood his position.

Толкуя с Хорем, я в первый раз услышал простую, умную речь русского мужика.

In conversing with Horiy, I heard for the first time the straightforward, intelligent speech of a Russian man.

Его познанья были довольно, по-своему, обширны, но читать он не умел; Калиныч — умел.

His knowledge was quite extensive in its own right, but he could not read; Kalynich could.

«Этому шалопаю грамота далась, — заметил Хорь, — у него и пчелы отродясь не мерли». —