Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой.

Anyone who has ever moved from the Bolkhovsky district to the Zhizdrinsky district would likely be struck by the stark difference between the people of the Oryol region and those of the Kaluga region.

Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах.

The Oryol peasant is short in stature, hunched over, sullen, and looks down. He lives in shabby aspen huts, works on the serfdom, does not engage in trade, eats poorly, and wears clogs. The Kaluga serf peasant lives in spacious pine huts, is tall in stature, looks bold and cheerful, has a clean and fair face, trades in butter and tar, and wears boots on holidays.

Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд.

The Oryol village (we are talking about the eastern part of the Oryol region) is usually located among plowed fields, near a ravine, which has somehow been turned into a dirty pond.

Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трех тощих берез, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой...

Apart from a few willows, always ready to help, and two or three scrawny birch trees, there are no trees within a mile; the huts are clustered together, and the roofs are covered with rotten straw...

Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вывалился наружу, не зовет в гости всякую прохожую свинью...

In contrast, the Kaluga village is mostly surrounded by forest; the huts stand more freely and upright, covered with shingles; the gates are tightly locked, and the fence in the backyard is not scattered or fallen out, not inviting every passing pig to visit...

И для охотника в Калужской губернии лучше.

And for a hunter, the Kaluga region is better.

В Орловской губернии последние леса и площадя * исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской,

In the Oryol region, the last forests and squares * will disappear in about five years, and there are no swamps at all; in the Kaluga region,

напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.

on the contrary, the logging areas stretch for hundreds of miles, and the swamps for tens of miles. The noble bird pheasant has not yet disappeared, and the good-natured woodcock delights and frightens the shooter and the dog with its impetuous takeoff.

В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, сошелся я в поле и познакомился с одним калужским мелким помещиком, Полутыкиным, страстным охотником и, следовательно, отличным человеком.

As a hunter visiting the Zhizdrinsky district, I met in the field and got acquainted with a small Kaluga landlord, Polutykin, a passionate hunter and, therefore, an excellent person.

Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада;

However, he had some weaknesses: for example, he courted all the rich brides in the region and, having been rejected both in person and at home, he confided his sorrow to all his friends and acquaintances with a broken heart, while continuing to send sour peaches and other raw products from his garden as gifts to the parents of the brides.

любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил;

He loved to repeat the same anecdote, which, despite Mr. Polutykin's respect for his merits, definitely never amused anyone.

хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть «Пинну»; заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однако говорил одначе и завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.

He praised the works of Akim Nakhimov and the story "Pinnu"; he stuttered; he called his dog Astronomer; instead of "however", he said "oneche", and he introduced French cuisine into his house, the secret of which, according to his cook, was in completely changing the natural taste of every dish: the meat of this artist smelled like fish, the fish like mushrooms, and the pasta like gunpowder; however, not a single carrot ended up in the soup without first taking on the form of a rhombus or a trapezoid.

Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек.

But, except for these few and insignificant shortcomings, Mr. Polutykin was, as already mentioned, an excellent person.

В первый же день моего знакомства с г. Полутыкиным он пригласил меня на ночь к себе.

On the first day of my acquaintance with Mr. Polutykin, he invited me to spend the night with him.

— До меня верст пять будет, — прибавил он, — пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю. (Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)

- It's about five versts to my place, - he added, - it's a long walk; let's first stop at Khory. (The reader will allow me not to translate his stuttering.)

— А кто такой Хорь?

- And who is Khory?

— А мой мужик... Он отсюда близехонько.

- He's my man... He lives quite close from here.

Мы отправились к нему.

We went to see him.

Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря.

In the middle of the forest, on a cleared and cultivated clearing, stood the solitary Khory estate.

Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками.

It consisted of several pine log cabins, connected by fences; in front of the main hut stretched a shed, supported by thin pillars.

Мы вошли.

We went in.

Нас встретил молодой парень, лет двадцати, высокий и красивый.

We were greeted by a young man, about twenty years old, tall and handsome.

— А, Федя! Дома Хорь? — спросил его г-н Полутыкин.

- Ah, Fedya! Is Khory at home? - Mr. Polutykin asked him.

— Нет, Хорь в город уехал, — отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых, как снег, зубов. — Тележку заложить прикажете?

- No, Khory has gone to the city, - the guy replied, smiling and showing a row of snow-white teeth. - Would you like me to hitch up the cart?

— Да, брат, тележку. Да принеси нам квасу.

- Yes, brother, the cart. And bring us some kvass.

Мы вошли в избу.

We went into the hut.

Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу, перед тяжелым образом в серебряном окладе, теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт; между бревнами и по косякам окон не скиталось резвых прусаков, не скрывалось задумчивых тараканов.

Not a single Suzdalian painting adorned the clean log walls; in the corner, in front of a heavy icon in a silver frame, a small lamp glowed; the linden table had recently been scraped and washed; there were no lively spiders wandering between the logs and window frames, nor any thoughtful cockroaches hiding away.

Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске.

The young man soon appeared with a large white mug filled with good kvass, a huge piece of wheat bread, and a dozen salty cucumbers in a wooden bowl.

Он поставил все эти припасы на стол, прислонился к двери и начал с улыбкой на нас поглядывать.

He placed all these supplies on the table, leaned against the door, and started smiling at us.

Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега застучала перед крыльцом.

No sooner had we finished our snack than the cart clattered in front of the porch.

Мы вышли.

We went outside.

Мальчик лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца.

A boy of about fifteen, curly-haired and ruddy-faced, was sitting as a coachman, struggling to hold back a well-fed piebald horse.

Кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю.

Around the cart stood about six young giants, very similar to each other and to Fedya.

«Всё дети Хоря!» —

"They're all Khory's children!"

заметил Полутыкин.

Polutykin remarked.

«Всё Хорьки, — подхватил Федя, который вышел вслед за нами на крыльцо, — да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со старым Хорем в город...

"They're all Khorys," Fedya added, who had come out on the porch with us. "But not all of them: Potap is in the forest, and Sidor has gone to the city with old Khory..."

Смотри же, Вася, — продолжал он, обращаясь к кучеру, — духом сомчи: барина везешь. Только на толчках-то, смотри, потише: и телегу-то попортишь, да и барское черево обеспокоишь!»

"Look out, Vasya," he continued, addressing the coachman, "drive quickly: you're carrying the master. But be careful with the bumps: you'll damage the cart and upset the master's stomach!"

Остальные Хорьки усмехнулись от выходки Феди.

The other Khorys laughed at Fedya's joke.

«Подсадить Астронома!» —

"Let's get Astronomer on board!"

торжественно воскликнул г-н Полутыкин.

Mr. Polutykin exclaimed solemnly.

Федя, не без удовольствия, поднял на воздух принужденно улыбавшуюся собаку и положил ее на дно телеги.

Fedya, not without pleasure, lifted the reluctantly smiling dog into the air and placed it on the bottom of the cart.

Вася дал вожжи лошади.

Vasya gave the reins to the horse.

Мы покатили.

We set off.

«А вот это моя контора, — сказал мне вдруг г-н Полутыкин, указывая на небольшой низенький домик, — хотите зайти?» —

"And this is my office," Mr. Polutykin suddenly said to me, pointing to a small low house. "Do you want to come in?"

«Извольте». —

"If you please."

«Она теперь упразднена, — заметил он, слезая, — а всё посмотреть стоит».

"It's been disbanded now," he noted, getting off. "But it's still worth a look."

Контора состояла из двух пустых комнат.

The office consisted of two empty rooms.

Сторож, кривой старик, прибежал с задворья.

The watchman, a crooked old man, came running from the courtyard.

«Здравствуй, Миняич, — проговорил г-н Полутыкин, — а где же вода?»

"Hello, Minyaich," Mr. Polutykin said. "Where's the water?"

Кривой старик исчез и тотчас вернулся с бутылкой воды и двумя стаканами.

The crooked old man disappeared and immediately returned with a bottle of water and two glasses.

«Отведайте, — сказал мне Полутыкин, — это у меня хорошая, ключевая вода».

"Have a taste," Mr. Polutykin said to me. "This is good, spring water."

Мы выпили по стакану, причем старик нам кланялся в пояс.

We each drank a glass, and the old man bowed to us deeply.

«Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, — заметил мой новый приятель. — В этой конторе я продал купцу Аллилуеву четыре десятины лесу за выгодную цену».

"Well, it seems we can go now," my new friend remarked. "In this office, I sold four acres of forest to merchant Alliluyev at a favorable price."

Мы сели в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.

We got into the wagon and, in half an hour, we were already entering the courtyard of the master's house.

— Скажите, пожалуйста, — спросил я Полутыкина за ужином, — отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших мужиков?

"Tell me, please," I asked Polutykin at dinner, "why does Khor live separately from the rest of your peasants?"

— А вот отчего: он у меня мужик умный.

"Here's why: he's a smart peasant of mine."

Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте.

Twenty-five years ago, his hut burned down; so he came to my late father and said: 'Allow me, Nikolay Kuzmich, to settle in your forest on the swamp.'

Я вам стану оброк платить хороший. —

'I will pay you a good tax.'

«Да зачем тебе селиться на болоте?» —

"But why would you want to settle on the swamp?"

«Да уж так; только вы, батюшка, Николай Кузьмич, ни в какую работу употреблять меня уж не извольте, а оброк положите, какой сами знаете». —

"Well, that's just it; only you, father, Nikolay Kuzmich, don't make me do any work, and set the tax as you see fit."

«Пятьдесят рублев в год!» —

"Fifty rubles a year!"

«Извольте». —

"As you wish."

«Да без недоимок у меня, смотри!» —

"And there are no arrears with me, mind you!"

«Известно, без недоимок...»

"Of course, no arrears..."

Вот он и поселился на болоте.

And so he settled on the swamp.

С тех пор Хорем его и прозвали.

Since then, they've nicknamed him 'Horem'.

— Ну, и разбогател? — спросил я.

"So, did he get rich?" I asked.

— Разбогател. Теперь он мне сто целковых оброка платит, да еще я, пожалуй, накину. Я уж ему не раз говорил: «Откупись, Хорь, эй, откупись!..» А он, бестия, меня уверяет, что нечем; денег, дескать, нету... Да, как бы не так!..

"He got rich. Now he pays me a hundred rubles in tax, and I might even add a bit more. I've told him more than once: 'Buy yourself out, Horem, hey, buy yourself out!' But he, the rascal, assures me he has no money..." Well, that's not true at all!

На другой день мы тотчас после чаю опять отправились на охоту.

The next day, we went hunting again right after tea.

Проезжая через деревню, г-н Полутыкин велел кучеру остановиться у низенькой избы и звучно воскликнул: «Калиныч!» —

Passing through the village, Mr. Polutykin ordered the coachman to stop at a low hut and loudly exclaimed: "Kalyonich!"

«Сейчас, батюшка, сейчас, — раздался голос со двора, — лапоть подвязываю».

"Coming right away, sir, coming right away," came a voice from the yard. "I'm tying up my boots."

Мы поехали шагом; за деревней догнал нас человек лет сорока, высокого роста, худой, с небольшой загнутой назад головкой.

We proceeded at a walking pace; after leaving the village, a man in his forties, tall, thin, with a slightly bent back, caught up with us.

Это был Калиныч.

This was Kalyonich.

Его добродушное смуглое лицо, кое-где отмеченное рябинами, мне понравилось с первого взгляда.

His good-natured, tanned face, dotted with freckles here and there, won me over at first sight.

Калиныч (как узнал я после) каждый день ходил с барином на охоту, носил его сумку, иногда и ружье, замечал, где садится птица, доставал воды, набирал земляники, устроивал шалаши, бегал за дрожками; без него г-н Полутыкин шагу ступить не мог.

Kalyonich (as I later learned) went hunting with his master every day, carried his bag, sometimes his gun, noticed where the birds were perching, fetched water, picked strawberries, set up shelters, and ran after the game trail. Mr. Polutykin couldn't take a single step without him.

Калиныч был человек самого веселого, самого кроткого нрава, беспрестанно попевал вполголоса, беззаботно поглядывал во все стороны, говорил немного в нос, улыбаясь, прищуривал свои светло-голубые глаза и часто брался рукою за свою жидкую, клиновидную бороду.

Kalyonich was a man of the most cheerful, gentle disposition, constantly humming under his breath, looking around carelessly, talking a bit snootily, smiling, squinting his light-blue eyes, and often running his hand through his sparse, wedge-shaped beard.

Ходил он нескоро, но большими шагами, слегка подпираясь длинной и тонкой палкой.

He walked slowly, but with long strides, occasionally supporting himself with a long, thin stick.

В течение дня он не раз заговаривал со мною, услуживал мне без раболепства, но за барином наблюдал, как за ребенком.

During the day, he spoke to me several times, served me without being servile, but watched his master as if he were a child.

Когда невыносимый полуденный зной заставил нас искать убежища, он свел нас на свою пасеку, в самую глушь леса.

When the unbearable midday heat forced us to seek shelter, he led us to his apiary, deep in the forest.

Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене, а сам надел на голову род мешка с сеткой, взял нож, горшок и головешку и отправился на пасеку вырезать нам сот.

Kalyonich opened a hut for us, hung with bundles of dry fragrant herbs, laid us on fresh hay, and himself donned a bag with a net on his head, took a knife, a pot, and a brazier, and went to the apiary to cut us a honeycomb.

Мы запили прозрачный теплый мед ключевой водой и заснули под однообразное жужжанье пчел и болтливый лепет листьев.

We drank transparent warm honey with spring water and fell asleep to the monotonous humming of bees and the chattering of leaves.

Легкий порыв ветерка разбудил меня...

A gentle breeze woke me up...

Я открыл глаза и увидел Калиныча: он сидел на пороге полураскрытой двери и ножом вырезывал ложку.

I opened my eyes and saw Kalyonich: he was sitting on the threshold of the half-open door and carving a spoon with a knife.

Я долго любовался его лицом, кротким и ясным, как вечернее небо.

I gazed at his face for a long time, gentle and clear like the evening sky.

Г-н Полутыкин тоже проснулся.

Mr. Polutykin also woke up.

Мы не тотчас встали.

We didn't get up right away.

Приятно после долгой ходьбы и глубокого сна лежать неподвижно на сене: тело нежится и томится, легким жаром пышет лицо, сладкая лень смыкает глаза.

It's pleasant to lie motionless on hay after a long walk and deep sleep: the body relaxes and yearns, a light heat flushes the face, and sweet laziness closes the eyes.

Наконец мы встали и опять пошли бродить до вечера.

Finally, we got up and went wandering again until evening.

За ужином я заговорил опять о Хоре да о Калиныче.

At dinner, I started talking again about Hore and Kalyonich.

«Калиныч — добрый мужик, — сказал мне г. Полутыкин, — усердный и услужливый мужик; хозяйство в исправности, одначе, содержать не может: я его всё оттягиваю. Каждый день со мной на охоту ходит...

"Kalyonich is a good man," Mr. Polutykin told me, "a diligent and helpful man; however, he can't keep the farm in good condition: I've been putting it off. He goes hunting with me every day..."

Какое уж тут хозяйство, — посудите сами».

"What kind of farming is that?" You can judge for yourself.

Я с ним согласился, и мы легли спать.

I agreed with him, and we went to bed.

На другой день г-н Полутыкин принужден был отправиться в город по делу с соседом Пичуковым. Сосед Пичуков запахал у него землю и на запаханной земле высек его же бабу.

The next day, Mr. Polutykin had to go to the city on business with his neighbor Pichukov. Neighbor Pichukov plowed his land, and on the plowed land, he carved his own grandmother.

На охоту поехал я один и перед вечером завернул к Хорю.

I went hunting alone and stopped by Hore before evening.

На пороге избы встретил меня старик — лысый, низкого роста, плечистый и плотный — сам Хорь.

At the door of the hut, I was greeted by an old man - bald, short in stature, broad-shouldered and stocky - Hore himself.

Я с любопытством посмотрел на этого Хоря. Склад его лица напоминал Сократа: такой же высокий, шишковатый лоб, такие же маленькие глазки, такой же курносый нос.

I looked at this Hore with curiosity. The shape of his face reminded me of Socrates: the same high, bumpy forehead, the same small eyes, the same hooked nose.

Мы вошли вместе в избу.

We went into the hut together.

Тот же Федя принес мне молока с черным хлебом.

The same Fedya brought me milk and black bread.

Хорь присел на скамью и, преспокойно поглаживая свою курчавую бороду, вступил со мною в разговор.

Hore sat on a bench and, calmly stroking his curly beard, engaged me in conversation.

Он, казалось, чувствовал свое достоинство, говорил и двигался медленно, изредка посмеивался из-под длинных своих усов.

He seemed to feel his dignity, spoke and moved slowly, occasionally laughing from under his long mustache.

Мы с ним толковали о посеве, об урожае, о крестьянском быте...

We talked with him about sowing, about the harvest, about peasant life...

Он со мной всё как будто соглашался; только потом мне становилось совестно, и я чувствовал, что говорю не то...

He seemed to agree with me on everything; but later, I felt guilty and realized that I wasn't saying the right things...

Так оно как-то странно выходило.

It all turned out rather strangely.

Хорь выражался иногда мудрено, должно быть, из осторожности...

Hore sometimes expressed himself wisely, probably out of caution...

Вот вам образчик нашего разговора:

Here's an example of our conversation:

— Послушай-ка, Хорь, — говорил я ему, — отчего ты не откупишься от своего барина?

- "Listen, Hore," I said to him, "why don't you buy your way out of your master's service?"

— А для чего мне откупаться? Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю... барин у нас хороший.

- "Why should I buy my way out? Now I know my master and I know my dues... our master is a good one."

— Всё же лучше на свободе, — заметил я.

- "Still, it's better to be free," I remarked.

Хорь посмотрел на меня сбоку.

Hore looked at me sideways.

— Вестимо, — проговорил он.

- "Of course," he muttered.

— Ну, так отчего же ты не откупаешься?

- "So why don't you buy your way out?"

Хорь покрутил головой.

Hore shook his head.

— Чем, батюшка, откупиться прикажешь?

- "With what, sir, do you suggest I buy my way out?"

— Ну, полно, старина...

- "Well, enough, old friend..."

— Попал Хорь в вольные люди, — продолжал он вполголоса, как будто про себя, — кто без бороды живет, тот Хорю и на́больший.

- "Hore ended up as a free man," he continued in a low voice, as if to himself, "anyone who lives without a beard is the most important person to Hore."

— А ты сам бороду сбрей.

- "Then you should shave off your own beard."

— Что борода? борода — трава: скосить можно.

- "What's a beard? A beard is just grass - you can just cut it off."

— Ну, так что ж?

- "Well, so what?"

— А, знать, Хорь прямо в купцы попадет; купцам-то жизнь хорошая, да и те в бородах.

- "Oh, I guess Hore will just end up as a merchant; merchants have a good life, and they all have beards."

— А что, ведь ты тоже торговлей занимаешься? — спросил я его.

- "But don't you also engage in trade?" I asked him.

— Торгуем помаленьку маслишком да дегтишком... Что же, тележку, батюшка, прикажешь заложить?

- "We trade a little bit of oil and tar... So, sir, do you want us to pledge our cart?"

«Крепок ты на язык и человек себе на уме», — подумал я.

"You're really eloquent and clever," I thought to myself.

— Нет, — сказал я вслух, — тележки мне не надо; я завтра около твоей усадьбы похожу и, если позволишь, останусь ночевать у тебя в сенном сарае.

- "No," I said aloud, "I don't need a cart. I'll walk around your farmstead tomorrow and, if you allow it, I'll stay overnight in your hay barn."

— Милости просим. Да покойно ли тебе будет в сарае? Я прикажу бабам постлать тебе простыню и положить подушку. Эй, бабы! — вскричал он, поднимаясь с места, — сюда, бабы!.. А ты, Федя, поди с ними. Бабы ведь народ глупый.

- "You're welcome. But will you be comfortable in the barn? I'll order the women to make up a bed for you and put a pillow there. Hey, women!" he shouted, getting up from his seat, "come here, women!.. And you, Fedya, go with them. Women are such a stupid bunch."

Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня в сарай.

A quarter of an hour later, Fedya led me into the barn with a lantern.

Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи, дверь заскрипела и захлопнулась.

I threw myself onto the fragrant hay, and the dog curled up at my feet. Fedya wished me a good night, and the door creaked and slammed shut.

Я довольно долго не мог заснуть.

I couldn't fall asleep for quite a while.

Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два; собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать...

The cow approached the door, loudly breathed in twice; the dog growled at her with dignity; the pig passed by, grunting thoughtfully; the horse was chewing hay and snorting somewhere nearby...

Я, наконец, задремал.

Finally, I dozed off.

На заре Федя разбудил меня.

At dawn, Fedya woke me up.

Этот веселый, бойкий парень очень мне нравился; да и, сколько я мог заметить, у старого Хоря он тоже был любимцем.

This cheerful, lively guy really pleased me; and as far as I could tell, he was also a favorite of old Khory.

Они оба весьма любезно друг над другом подтрунивали.

They both teased each other very affectionately.

Старик вышел ко мне навстречу.

The old man came out to meet me.

Оттого ли, что я провел ночь под его кровом, по другой ли какой причине, только Хорь гораздо ласковее вчерашнего обошелся со мной.

Whether it was because I spent the night under his roof, or for some other reason, Khory treated me much more affectionately than yesterday.

— Самовар тебе готов, — сказал он мне с улыбкой, — пойдем чай пить.

"The samovar is ready for you," he said to me with a smile, "let's go and drink tea."

Мы уселись около стола. Здоровая баба, одна из его невесток, принесла горшок с молоком. Все его сыновья поочередно входили в избу.

We sat down at the table. A healthy woman, one of his daughters-in-law, brought a pot of milk. All his sons came into the hut in turn.

— Что у тебя за рослый народ! — заметил я старику.

"What a tall bunch you've got here!" I remarked to the old man.

— Да, — промолвил он, откусывая крошечный кусок сахару, — на меня да на мою старуху жаловаться, кажись, им нечего.

"Yes," he said, taking a tiny piece of sugar, "it seems they have nothing to complain about against me and my old woman."

— И все с тобой живут?

"And they all live with you?"

— Все. Сами хотят, так и живут.

"All of them. They want to, so they do."

— И все женаты?

"And are they all married?"

— Вон один, пострел, не женится, — отвечал он, указывая на Федю, который по-прежнему прислонился к двери. — Васька, тот еще молод, тому погодить можно.

"There's one, a rascal, who won't get married," he replied, pointing to Fedya, who was still leaning against the door. "Vaska is still young, so we can wait a bit for him."

— А что мне жениться? — возразил Федя, — мне и так хорошо. На что мне жена? Лаяться с ней, что ли?

"And why should I get married?" Fedya retorted. "I'm doing just fine as I am. What do I need a wife for? To argue with her, maybe?"

— Ну, уж ты... уж я тебя знаю! кольца серебряные носишь... Тебе бы всё с дворовыми девками нюхаться... «Полноте, бесстыдники!» — продолжал старик, передразнивая горничных. — Уж я тебя знаю, белоручка ты этакой!

"Well, you... I know you! You're wearing silver rings... You'd rather sniff around with the servants' girls..." "Enough of this, you shameless ones!" the old man continued, mimicking the maids. "I know you, you're such a spoiled brat!"

— А в бабе-то что хорошего?

"And what's so good about a woman?"

— Баба — работница, — важно заметил Хорь. — Баба мужику слуга.

"A woman is a worker," Khory noted importantly. "A woman is a servant to a man."

— Да на что мне работница?

"But what do I need a worker for?"

— То-то, чужими руками жар загребать любишь. Знаем мы вашего брата.

"That's right, you'd rather let others do the work for you. We know your kind."

— Ну, жени меня, коли так. А? что! Что ж ты молчишь?

"Well, get me married, then. Huh? What! Why are you staying silent?"

— Ну, полно, полно, балагур. Вишь, барина мы с тобой беспокоим. Женю, небось... А ты, батюшка, не гневись: дитятко, видишь, малое, разуму не успело набраться.

"Enough, enough, you joker. You see, we're bothering the master. He'll get you married, no doubt... And you, father, don't be angry: the child, you see, is still young and hasn't had time to gain wisdom yet."

Федя покачал головой...

Fedya shook his head...

— Дома Хорь? — раздался за дверью знакомый голос, — и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего друга, Хоря. Старик радушно его приветствовал. Я с изумлением поглядел на Калиныча: признаюсь, я не ожидал таких «нежностей» от мужика.

"Is Khory at home?" a familiar voice called from the door. Kalynych entered the hut with a bunch of wild strawberries in his hands, which he had picked for his friend, Khory. The old man greeted him warmly. I looked at Kalynych in amazement: I must admit, I didn't expect such 'tenderness' from a man.

Я в этот день пошел на охоту часами четырьмя позднее обыкновенного и следующие три дня провел у Хоря.

That day, I went hunting four hours later than usual and spent the next three days with Khory.

Меня занимали новые мои знакомцы.

My new acquaintances intrigued me.

Не знаю, чем я заслужил их доверие, но они непринужденно разговаривали со мной.

I don't know how I earned their trust, but they talked to me freely.

Я с удовольствием слушал их и наблюдал за ними.

I enjoyed listening to them and observing them.

Оба приятеля нисколько не походили друг на друга.

The two friends were completely different from each other.

Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных.

Khory was a positive, practical man, an administrative mind, a rationalist; Kalynych, on the contrary, belonged to the category of idealists, romantics, enthusiastic and dreamy people.

Хорь понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как.

Khory understood reality, that is: he built himself a house, saved money, got along with his landlord and other authorities; Kalynych wore wooden shoes and scraped by as best he could.

Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе.

Khory had a large family, obedient and unanimous; Kalynych once had a wife, whom he was afraid of, and he never had any children.

Хорь насквозь видел г-на Полутыкина; Калиныч благоговел перед своим господином.

Khory completely understood Mr. Polutykin; Kalynych revered his master.

Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство; Калиныч любил и уважал Хоря.

Khory loved Kalynych and protected him; Kalynych loved and respected Khory.

Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром, хотя и не пел соловьем, как бойкий фабричный человек...

Khory spoke little, laughed and understood things to himself; Kalynych explained things with enthusiasm, although he wasn't as eloquent as a lively factory worker...

Но Калиныч был одарен преимуществами, которые признавал сам Хорь, например: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял червей; пчелы ему дались, рука у него была легкая.

But Kalynych was gifted with advantages that even Khory acknowledged, for example: he could stop bleeding, dispel fear, drive out rabies; he was good with bees, and he had a light hand for work.

Хорь при мне попросил его ввести в конюшню новокупленную лошадь, и Калиныч с добросовестною важностью исполнил просьбу старого скептика.

Khory asked him to bring the newly purchased horse into the stable, and Kalynych, with conscientious importance, fulfilled the request of the old skeptic.

Калиныч стоял ближе к природе; Хорь же — к людям, к обществу; Калиныч не любил рассуждать и всему верил слепо; Хорь возвышался даже до иронической точки зрения на жизнь.

Kalynych was closer to nature; Khory, however, was closer to people, to society; Kalynych didn't like to reason and believed everything blindly; Khory even rose to an ironic viewpoint on life.

Он много видел, много знал, и от него я многому научился.

He saw a lot, knew a lot, and I learned a lot from him.

Например, из его рассказов узнал я, что каждое лето, перед покосом, появляется в деревнях небольшая тележка особенного вида.

For example, from his stories, I learned that every summer, before the haymaking, a small cart of a special kind appears in the villages.

В этой тележке сидит человек в кафтане и продает косы.

In this cart, a man in a caftan sits and sells scythes.

На наличные деньги он берет рубль двадцать пять копеек — полтора рубля ассигнациями; в долг — три рубля и целковый.

For cash, he charges 25 kopecks - 1.5 rubles in assignats; for credit - 3 rubles and a full ruble.

Все мужики, разумеется, берут у него в долг. Через две-три недели он появляется снова и требует денег.

All the men, of course, borrow from him. After two or three weeks, he appears again and demands the money.

У мужика овес только что скошен, стало быть, заплатить есть чем; он идет с купцом в кабак и там уже расплачивается.

The man's oats have just been mown, so he has something to pay with; he goes to the tavern with the merchant and settles the account there.

Иные помещики вздумали было покупать сами косы на наличные деньги и раздавать в долг мужикам по той же цене; но мужики оказались недовольными и даже впали в уныние; их лишали удовольствия щелкать по косе, прислушиваться, перевертывать ее в руках и раз двадцать спросить у плутоватого мещанина-продавца: «А что, малый, коса-то не больно того?»

Some landlords thought of buying scythes themselves for cash and lending them to the men at the same price; but the men were dissatisfied and even became disheartened; they were deprived of the pleasure of clicking on the scythe, listening to it, turning it over in their hands, and asking the shrewd merchant-seller twenty times, "Well, lad, isn't the scythe good enough?"

Те же самые проделки происходят и при покупке серпов, с тою только разницей, что тут бабы вмешиваются в дело и доводят иногда самого продавца до необходимости, для их же пользы, поколотить их.

The same antics occur when buying sickles, with the only difference that here women get involved in the matter and sometimes force the seller to beat them, for their own good.

Но более всего страдают бабы вот при каком случае.

But it's the women who suffer the most in the following case.

Поставщики материала на бумажные фабрики поручают закупку тряпья особенного рода людям, которые в иных уездах называются «орлами».

Suppliers of material for paper factories entrust the purchase of a particular kind of cloth to people who, in other districts, are called "eagles".

Такой «орел» получает от купца рублей двести ассигнациями и отправляется на добычу.

Such an "eagle" receives 200 rubles in assignats from the merchant and sets off to make a profit.

Но, в противность благородной птице, от которой он получил свое имя, он не нападает открыто и смело: напротив, «орел» прибегает к хитрости и лукавству.

But, contrary to the noble bird from which he derives his name, he does not attack openly and boldly: on the contrary, the "eagle" resorts to cunning and deceit.

Он оставляет свою тележку где-нибудь в кустах около деревни, а сам отправляется по задворьям да по задам, словно прохожий какой-нибудь или просто праздношатающийся.

He leaves his cart somewhere in the bushes near the village, and himself goes around the backyards and outbuildings, like some passer-by or just a loiterer.

Бабы чутьем угадывают его приближенье и крадутся к нему навстречу.

The women sense his approach and creep towards him.

Второпях совершается торговая сделка. За несколько медных грошей баба отдает «орлу» не только всякую ненужную тряпицу, но часто даже мужнину рубаху и собственную паневу.

A quick trade is made. For a few copper pennies, the woman gives the "eagle" not only any unnecessary piece of cloth, but often even her husband's shirt and her own apron.

В последнее время бабы нашли выгодным красть у самих себя и сбывать таким образом пеньку, в особенности «замашки», — важное распространение и усовершенствование промышленности «орлов»!

Recently, women have found it profitable to steal from themselves and thus sell hemp, especially "stumps" - an important expansion and improvement of the "eagles'" industry!

Но зато мужики, в свою очередь, навострились и при малейшем подозрении, при одном отдаленном слухе о появлении «орла» быстро и живо приступают к исправительным и предохранительным мерам.

But the men, in turn, have become more vigilant and, at the slightest suspicion, at the mere rumor of the appearance of an "eagle", quickly and vigorously take corrective and preventive measures.

И в самом деле, не обидно ли?

And indeed, isn't that a shame?

Пеньку продавать их дело, и они ее точно продают, не в городе, — в город надо самим тащиться, — а приезжим торгашам, которые, за неимением безмена, считают пуд в сорок горстей — а вы знаете, что за горсть и что за ладонь у русского человека, особенно когда он «усердствует»!

It's their job to sell hemp, and they do sell it, not in the city - they have to go to the city themselves - but to visiting merchants who, lacking a scale, count a pound as forty handfuls - and you know what a handful and a palm mean to a Russian, especially when he's "zealous"!

Таких рассказов я, человек неопытный и в деревне не «живалый» (как у нас в Орле говорится), наслушался вдоволь.

As an inexperienced person who hasn't "lived" in the countryside (as we say in Oryol), I've heard enough of such stories.

Но Хорь не всё рассказывал, он сам меня расспрашивал о многом.

But Khory didn't just tell me stories - he also asked me about many things.

Узнал он, что я бывал за границей, и любопытство его разгорелось...

He learned that I'd been abroad, and his curiosity was aroused...

Калиныч от него не отставал; но Калиныча более трогали описания природы, гор, водопадов, необыкновенных зданий, больших городов; Хоря занимали вопросы административные и государственные.

Kalinich didn't lag behind him; but Kalinich was more moved by descriptions of nature, mountains, waterfalls, unusual buildings, big cities; Khory was interested in administrative and state issues.

Он перебирал всё по порядку: «Что, у них это там есть так же, как у нас, аль иначе?..

He went through everything in order: "Do they have the same things there as we do, or differently?.."

Ну, говори, батюшка, — как же?..» —

"Well, tell me, father - how is it?" -

«А! ах, господи, твоя воля!» — восклицал Калиныч во время моего рассказа; Хорь молчал, хмурил густые брови и лишь изредка замечал, что, «дескать, это у нас не шло бы, а вот это хорошо — это порядок».

"Ah! Oh, Lord, as you wish!" - exclaimed Kalinich during my story; Khory was silent, frowning his thick eyebrows, and only occasionally remarked that, "supposedly, this wouldn't work with us, but this is good - this is order".

Всех его расспросов я передать вам не могу, да и незачем; но из наших разговоров я вынес одно убежденье, которого, вероятно, никак не ожидают читатели, — убежденье, что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях.

I can't convey all his questions to you, and there's no need to do so; but from our conversations, I've drawn one conviction, which readers probably wouldn't expect - the conviction that Peter the Great was primarily a Russian man, a Russian precisely in his reforms.

Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперед.

A Russian man is so confident in his strength and resilience that he's not afraid to challenge himself: he pays little attention to his past and boldly looks forward.

Что хорошо — то ему и нравится, что разумно — того ему и подавай, а откуда оно идет, — ему всё равно.

He likes what's good, and he prefers what's sensible, and where it comes from - he doesn't care.

Его здравый смысл охотно подтрунит над сухопарым немецким рассудком; но немцы, по словам Хоря, любопытный народец, и поучиться у них он готов.

His common sense is happy to mock the dry German logic; but Germans, according to Khory, are an interesting people, and he's ready to learn from them.

Благодаря исключительности своего положенья, своей фактической независимости, Хорь говорил со мной о многом, чего из другого рычагом не выворотишь, как выражаются мужики, жерновом не вымелешь.

Thanks to the uniqueness of his position, his actual independence, Khory talked to me about many things that can't be extracted with another lever, as the peasants say, or ground out with a millstone.

Он действительно понимал свое положенье.

He really understood his position.

Толкуя с Хорем, я в первый раз услышал простую, умную речь русского мужика.

While discussing with Khory, I heard for the first time the simple, intelligent speech of a Russian peasant.

Его познанья были довольно, по-своему, обширны, но читать он не умел; Калиныч — умел.

His knowledge was quite extensive in his own way, but he couldn't read; Kalinich could.

«Этому шалопаю грамота далась, — заметил Хорь, — у него и пчелы отродясь не мерли». —

"This rascal was gifted with literacy," Khory remarked, "and even his bees never died."

«А детей ты своих выучил грамоте?»

"And have you taught your own children to read?"

Хорь помолчал.

Khory was silent.

«Федя знает». —

"Fedya knows." -

«А другие?» —

"And the others?" -

«Другие не знают». —

"The others don't know." -

«А что́?»

"And what of it?"

Старик не отвечал и переменил разговор.

The old man didn't reply and changed the subject of the conversation.

Впрочем, как он умен ни был, водились и за ним многие предрассудки и предубеждения.

However, as intelligent as he was, he also harbored many prejudices and biases.

Баб он, например, презирал от глубины души, а в веселый час тешился и издевался над ними.

For example, he deeply despised old women, and in his moments of mirth, he would tease and mock them.

Жена его, старая и сварливая, целый день не сходила с печи и беспрестанно ворчала и бранилась; сыновья не обращали на нее внимания, но невесток она содержала в страхе божием.

His wife, who was old and quarrelsome, spent the whole day in the kitchen, constantly grumbling and arguing; his sons paid no attention to her, but he kept his daughters-in-law in fear of God.

Недаром в русской песенке свекровь поет: «Какой ты мне сын, какой семьянин! Не бьешь ты жены, не бьешь молодой...»

It's no wonder that in a Russian song, a mother-in-law sings: "What a son you are to me, what a family man! You don't beat your wife, you don't beat your young one..."

Я раз было вздумал заступиться за невесток, попытался возбудить сострадание Хоря; но он спокойно возразил мне, что «охота-де вам такими... пустяками заниматься, — пускай бабы ссорятся...

Once, I tried to defend the daughters-in-law and tried to arouse Khory's sympathy; but he calmly replied to me that "it's not worth your while to bother with such... trifles - let the women argue..."

Их что разнимать — то хуже, да и рук марать не стоит».

"It's worse to break up their fights, and it's not worth the effort."

Иногда злая старуха слезала с печи, вызывала из сеней дворовую собаку, приговаривая: «Сюды, сюды, собачка!» —

Sometimes, the angry old woman would get down from the kitchen stove and call the farm dog from the barn, saying: "Come here, come here, little dog!" -

и била ее по худой спине кочергой или становилась под навес и «лаялась», как выражался Хорь, со всеми проходящими.

and she would hit it on the thin back with a poker, or stand under the shed and "bark," as Khory put it, at everyone passing by.

Мужа своего она, однако же, боялась и, по его приказанию, убиралась к себе на печь.

However, she was afraid of her husband and, at his command, she would retreat to her own kitchen stove.

Но особенно любопытно было послушать спор Калиныча с Хорем, когда дело доходило до г-на Полутыкина.

But it was particularly interesting to listen to Kalinich's argument with Khory when it came to Mr. Polutykin.

«Уж ты, Хорь, у меня его не трогай», — говорил Калиныч.

"Don't you touch him, Khory," said Kalinich.

«А что ж он тебе сапогов не сошьет?» — возражал тот.

"But why doesn't he make you boots?" - Khory objected.

«Эка, сапоги!..

"Oh, boots!..

на что мне сапоги?

What do I need boots for?"

Я мужик...» — «Да вот и я мужик, а вишь...»

"I'm a man..." - "Yes, I'm a man too, and look..."

При этом слове Хорь поднимал свою ногу и показывал Калинычу сапог, скроенный, вероятно, из мамонтовой кожи.

At this word, Khory lifted his leg and showed Kalinich a boot, probably made from mammoth skin.

«Эх, да ты разве наш брат!» — отвечал Калиныч.

"Oh, you're not our brother at all!" - replied Kalinich.

«Ну, хоть бы на лапти дал: ведь ты с ним на охоту ходишь; чай, что день, то лапти». —

"Well, at least give him some moccasins: after all, you go hunting with him; it's like, every day, moccasins." -

«Он мне дает на лапти». —

"He gives me moccasins." -

«Да, в прошлом году гривенник пожаловал». Калиныч с досадой отворачивался, а Хорь заливался смехом, причем его маленькие глазки исчезали совершенно.

"Yes, last year he gave me a penny." Kalinich turned away in annoyance, and Khory burst into laughter, his small eyes completely disappearing.

Калиныч пел довольно приятно и поигрывал на балалайке.

Kalinich sang quite pleasantly and played the balalaika.

Хорь слушал, слушал его, загибал вдруг голову набок и начинал подтягивать жалобным голосом.

Khory listened to him, then suddenly tilted his head to one side and began to sing in a plaintive voice.

Особенно любил он песню: «Доля ты моя, доля!»

He particularly loved the song: "You're my fate, my fate!"

Федя не упускал случая подтрунить над отцом.

Fedya never missed an opportunity to tease his father.

«Чего, старик, разжалобился?»

"What's the matter, old man? Are you feeling sorry for yourself?"

Но Хорь подпирал щеку рукой, закрывал глаза и продолжал жаловаться на свою долю...

But Khory propped his cheek with his hand, closed his eyes, and continued to complain about his fate...

Зато в другое время не было человека деятельнее его: вечно над чем-нибудь копается — телегу чинит, забор подпирает, сбрую пересматривает.

However, at other times, there was no one more active than him: he was always tinkering with something - repairing a cart, reinforcing a fence, or inspecting a harness.

Особенной чистоты он, однако, не придерживался и на мои замечания отвечал мне однажды, что «надо-де избе жильем пахнуть».

He didn't particularly care about cleanliness, though, and once he replied to my remarks by saying, "The house should smell like a home."

— Посмотри-ка, — возразил я ему, — как у Калиныча на пасеке чисто.

"Look," I objected to him, "how clean it is in Kalinich's apiary."

— Пчелы бы жить не стали, батюшка, — сказал он со вздохом.

"The bees wouldn't survive, father," he said with a sigh.

«А что, — спросил он меня в другой раз, — у тебя своя вотчина есть?» —

"And what," he asked me another time, "do you have your own fief?"

«Есть». —

- "Yes."

«Далеко отсюда?» —

- "Is it far from here?"

«Верст сто». —

- "A hundred versts."

«Что же ты, батюшка, живешь в своей вотчине?» —

- "So why do you, father, live in your own fief?"

«Живу». —

- "I do."

«А больше, чай, ружьем пробавляешься?» —

- "And do you mostly spend your time hunting with a rifle?"

«Признаться, да». —

- "To be honest, yes."

«И хорошо, батюшка, делаешь; стреляй себе на здоровье тетеревов да старосту меняй почаще».

- "That's good, father. Shoot pheasants for your health and change the village head more often."

На четвертый день, вечером, г. Полутыкин прислал за мной.

On the fourth day, in the evening, Mr. Polutykin sent for me.

Жаль мне было расставаться с стариком.

I was sorry to part ways with the old man.

Вместе с Калинычем сел я в телегу.

Together with Kalinych, I got on the wagon.

«Ну, прощай, Хорь, будь здоров, — сказал я... — Прощай, Федя». —

"Well, goodbye, Hor', be healthy," I said... "Goodbye, Fedya."

«Прощай, батюшка, прощай, не забывай нас».

- "Goodbye, father, goodbye, don't forget about us."

Мы поехали; заря только что разгоралась.

We set off; the sun was just rising.

«Славная погода завтра будет», — заметил я, глядя на светлое небо.

"It's going to be a great day tomorrow," I remarked, looking at the bright sky.

«Нет, дождь пойдет, — возразил мне Калиныч, — утки вон плещутся, да и трава больно сильно пахнет».

"No, it's going to rain," Kalinych objected to me. "The ducks are splashing around, and the grass smells really strong."

Мы въехали в кусты. Калиныч запел вполголоса, подпрыгивая на облучке, и всё глядел да глядел на зарю...

We entered the bushes. Kalinych started singing softly, jumping on the wagon, and kept looking at the sunrise...

На другой день я покинул гостеприимный кров г-на Полутыкина.

The next day, I left Mr. Polutykin's hospitable home.