Однажды летом, в деревне Грачах, у небогатой помещицы Анны Павловны Адуевой, все в доме поднялись с рассветом, начиная с хозяйки до цепной собаки Барбоса.

Kerran kesällä Gratšin kylässä taloudellisesti vaikeuksissa olevan aatelisen Anja Pavlovna Adujevin talossa kaikki nousivat aamunkoittoon, aina emännästä alkaen, jopa ketjuskoiran Barbosan asti.

Только единственный сын Анны Павловны, Александр Федорыч, спал, как следует спать двадцатилетнему юноше, богатырским сном; а в доме все суетились и хлопотали.

Vain Anja Pavlovnan ainoa poika Aleksandr Fedoritš nukkui hyvin, kuten 20-vuotiaan nuoren pitääkin nukkua – voimakkaan unen aikana – mutta kaikki muut talossa olivat kiireisiä ja toimeliaita.

Люди ходили, однакож, на цыпочках и говорили шопотом, чтоб не разбудить молодого барина.

Ihmiset kuitenkin kävelivät varpaisillaan ja puhuivat kuiskaten, jotta nuori isäntä ei heräisi.

Чуть кто-нибудь стукнет, громко заговорит, сейчас, как раздраженная львица, являлась Анна Павловна и наказывала неосторожного строгим выговором, обидным прозвищем, а иногда, по мере гнева и сил своих, и толчком.

Jos joku kolhaisi tai puhui liian äänekkäästi, Anja Pavlovna tuli paikalle kuin ärsyyntynyt leijona ja rangaisti välinpitämätöntä ankaria sanoilla, loukkaavilla nimityksillä ja joskus myös lyömällä, mikäli hänellä oli siihen tarpeeksi voimaa ja raivoa.

На кухне стряпали в трое рук, как будто на десятерых, хотя все господское семейство только и состояло, что из Анны Павловны да Александра Федорыча.

Keittiössä valmistettiin ruokaa kolmen hengen voimin, ikään kuin kymmenen hengen perheelle, vaikka koko talo koostui vain Anja Pavlovnasta ja Aleksandr Fedoritšista.

В сарае вытирали и подмазывали повозку.

Pihalla puhdistettiin ja voidettiin vaunua.

Все были заняты и работали до поту лица.

Kaikki olivat kiireisiä ja työskentelivät kasvot hiessä.

Барбос только ничего не делал, но и тот по-своему принимал участие в общем движении.

Barbos ei tehnyt mitään, mutta sekin osallistui yleiseen toimintaan omalla tavallaan.

Когда мимо его проходил лакей, кучер или шмыгала девка, он махал хвостом и тщательно обнюхивал проходящего, а сам глазами, кажется, спрашивал: «Скажут ли мне, наконец, что у нас сегодня за суматоха?»

Kun palvelija, ratsastaja tai tyttö kulki hänen vieressään, hän heilutti häntä ja haisteli tarkasti ohikulkijaa, ja näytti silmillään kysyvän: “Sanovatko he vihdoin, mikä meillä tänään on meneillään?”

А суматоха была оттого, что Анна Павловна отпускала сына в Петербург на службу, или, как она говорила, людей посмотреть и себя показать.

Ja se meneillään oli se, että Anja Pavlovna lähetti poikansa Pietariin palvelukseen, tai kuten hän sanoi, katsomaan ihmisiä ja näyttämään itseään.

Убийственный для нее День!

Se oli hänelle katastrofaalinen päivä!

От этого она такая грустная и расстроенная.

Siitä syystä hän oli niin surullinen ja järkyttynyt.

Часто, в хлопотах, она откроет рот, чтоб приказать что-нибудь, и вдруг остановится на полуслове, голос ей изменит, она отвернется в сторону и оботрет, если успеет, слезу, а не успеет, так уронит ее в чемодан, в который сама укладывала Сашенькино белье.

Usein hän avaisi suunsa määrätäkseen jotain, mutta jäi sitten kesken, ääni muuttui, hän kääntyi poispäin ja pyyhki silmänsä, jos ehti, tai pudotti kyyneleen matkatavaroiden päälle, joihin hän oli itse pakannut Sashenkin vaatteet.

Слезы давно кипят у ней в сердце; они подступили к горлу, давят грудь и готовы брызнуть в три ручья; но она как будто берегла их на прощанье и изредка тратила по капельке.

Kyynelet olivat jo kauan kiehuneet hänen sydämessään. Ne nousivat kurkkuun, painoivat rintaa ja olivat valmiit vuotamaan kolmena pisarana, mutta hän näytti säästävän niitä hyvästiksi ja käyttämään niitä vain aika ajoin pieninä määrinä.

Не одна она оплакивала разлуку: сильно горевал тоже камердинер Сашеньки, Евсей. Он отправлялся с барином в Петербург, покидал самый теплый угол в дому, за лежанкой, в комнате Аграфены, первого министра в хозяйстве Анны Павловны и — что всего важнее для Евсея — первой ее ключницы.

Hän ei ollut ainoa, joka surei eroa: myös Sashenkin kamariherra Jevsei surei voimakkaasti. Hän lähti isänsä kanssa Pietariin, jättäen lämpimimmän kulman talossa, vuoteen vieressä Agrafenan huoneessa, joka oli Anja Pavlovnan taloudenhoitaja ja – mikä tärkeintä Jevseille – hänen ensimmäinen kassanhoitajansa.

За лежанкой только и было места, чтоб поставить два стула и стол, на котором готовился чай, кофе, закуска. Евсей прочно занимал место и за печкой и в сердце Аграфены. На другом стуле заседала она сама.

Vuoteen vieressä oli ainoastaan paikka kahdelle tuolille ja pöydälle, jolla valmistettiin teetä, kahvia ja välipalaa. Jevsei piti vahvasti paikkaansa sekä uunin vieressä että Agrafenan sydämessä. Toisella tuolilla istui hän itse.

История об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме.

Agrafenan ja Jevsein tarina oli jo vanha talossa.

О ней, как обо всем на свете, поговорили, позлословили их обоих, а потом, так же как и обо всем, замолчали.

Siitä, kuten kaikesta muustakin, puhuttiin, pilkattiin molempia, ja sitten, kuten kaikesta muustakin, vaiettiin.

Сама барыня привыкла видеть их вместе, и они блаженствовали целые десять лет.

Rouva oli tottunut näkemään heidät yhdessä, ja he olivat olleet onnellisia kymmenen vuotta.

Многие ли в итоге годов своей жизни начтут десять счастливых?

Montako ihmistä pystyy lopulta elämänsä aikana laskemaan kymmenen onnellista vuotta?

Зато вот настал и миг утраты!

Mutta nyt oli tullut menetyksen hetki!

Прощай, теплый угол, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка — все прощай!

Hyvästi, lämmin kulma, hyvästi Agrafena Ivanovna, hyvästi typeryksien peli, hyvästi kahvi, vodka ja tislatut juomat – kaikki hyvästi!

Евсей сидел молча и сильно вздыхал.

Jevsei istui hiljaa ja hengitti raskaasti.

Аграфена, насупясь, суетилась по хозяйству.

Agrafena kulki mörisevänä talossa ja hoiti askareitaan.

У ней горе выражалось по-своему.

Hän ilmaisi surunsa omalla tavallaan.

Она в тот день с ожесточением разлила чай и вместо того, чтоб первую чашку крепкого чаю подать, по обыкновению, барыне, выплеснула его вон: «никому, дескать, не доставайся», и твердо перенесла выговор.

Hän kaatoi kahvia päivän aikana raivoissaan, ja sen sijaan, että hän olisi tarjonnut rouvalle tavallista vahvaa kahvia, hän heitti sen pois sanoen: "Ei kellekään", ja kesti rohkeasti moitot.

Кофе у ней перекипел, сливки подгорели, чашки валились из рук.

Hänen kahvisaansa kiehui yli, kerma paloi, ja kupit putosivat hänen kädestään.

Она не поставит подноса на стол, а брякнет; не отворит шкафа и двери, а хлопнет.

Hän ei asettanut tarjotinta pöydälle, vaan paiskasi sen maahan. Hän ei avannut kaappeja ja ovia, vaan paiskasi ne kiinni.

Но она не плакала, а сердилась на все и на всех.

Mutta hän ei itkenyt, vaan oli vihainen kaikille ja kaikkea kohtaan.

Впрочем, это вообще было главною чертою в ее характере.

Se oli kuitenkin yleisesti ottaen hänen luonteenpiirteensä.

Она никогда не была довольна; все не по ней; всегда ворчала, жаловалась.

Hän ei ollut koskaan tyytyväinen. Kaikki oli väärin hänen mielestään. Hän nurisi ja valitteli jatkuvasti.

Но в эту роковую для нее минуту характер ее обнаруживался во всем своем пафосе.

Mutta tänä kohtalokkaana hetkenä hänen luonteenpiirteensä paljastui täydessä voimakkuudessaan.

Пуще всего, кажется, она сердилась на Евсея.

Eniten hän oli nähtävästi vihainen Jevseylle.

— Аграфена Ивановна!.. — сказал он жалобно и нежно, что не совсем шло к его длинной и плотной фигуре.

– Agrafena Ivanovna!.. hän sanoi valitettavasti ja hellästi, mikä ei aivan sopinut hänen pitkään ja paksuun vartaloonsa.

— Ну, что ты, разиня, тут расселся? — отвечала она, как будто он в первый раз тут сидел. — Пусти прочь: надо полотенце достать.

– No, mitä sinä, typerys, täällä istut? hän vastasi ikään kuin hän olisi istunut siellä ensimmäistä kertaa. – Päästä se menemään: minun täytyy hakea pyyhe.

— Эх, Аграфена Ивановна!.. — повторил он лениво, вздыхая и поднимаясь со стула и тотчас опять опускаясь, когда она взяла полотенце.

– Ei, Agrafena Ivanovna!.. hän toisti laiskasti, huokaen ja noustessa tuolista ja sitten jälleen istuessa, kun Agrafena otti pyyhkeen.

— Только хнычет! Вот пострел навязался! Что это за наказание, господи! и не отвяжется!

– Hän vain valittaa! Tuo typerys on tunkeutunut tänne! Mikä rangaistus, herra jumala! Eikä hän lähde pois!

И она со звоном уронила ложку в полоскательную чашку.

Ja hän pudotti lusikan kolinaa pitäen suuhunsa.

— Аграфена! — раздалось вдруг из другой комнаты, — ты никак с ума сошла! разве не знаешь, что Сашенька почивает? Подралась, что ли, с своим возлюбленным на прощанье?

– Agrafena! kuului yhtäkkiä toisesta huoneesta. – Oletko tullut hulluksi? Etkö tiedä, että Sashenka nukkuu? Riitelitkö rakkaasi kanssa hyvästiksi?

— Не пошевелись для тебя, сиди, как мертвая! — прошипела по-змеиному Аграфена, вытирая чашку обеими руками, как будто хотела изломать ее в куски.

– En välitä sinusta. Istu kuin kuollut! hän sivalsi kuin käärme, pyyhkien kuppia molemmilla käsillään, ikään kuin haluaisi rikkoa sen palasiksi.

— Прощайте, прощайте! — с громаднейшим вздохом сказал Евсей, — последний денек, Аграфена Ивановна!

– Hyvästi, hyvästi! Jevsey sanoi valtavan huokauksen kera. – Tämä on viimeinen päiväni, Agrafena Ivanovna!

— И слава богу! пусть унесут вас черти отсюда: просторнее будет. Да пусти прочь, негде ступить: протянул ноги-то!

– Ja onneksi! Päästä paholaiset viemään sinut pois täältä: täällä on tilaa enemmän. Päästä se menemään, täällä ei ole enää tilaa: hän on levittänyt jalansa liian paljon!

Он тронул было ее за плечо — как она ему ответила! Он опять вздохнул, но с места не двигался; да напрасно и двинулся бы: Аграфене этого не хотелось. Евсей знал это и не смущался.

Hän koski häntä olkapäähän – kuinka hän vastasi hänelle! Hän huokasi jälleen, mutta ei liikahtanut paikaltaan; eikä hänen olisi pitänyt liikahtaa: Agrafena ei halunnut sitä. Jevsey tiesi sen eikä häirautunut.

— Кто-то сядет на мое место? — промолвил он, все со вздохом.

– Joku ottaa minun paikkani? hän sanoi, yhä huokaen.

— Леший! — отрывисто отвечала она.

– Paholainen! hän vastasi kärsivällisesti.

— Дай-то бог! лишь бы не Прошка. А кто-то в дураки с вами станет играть?

– Jumala paratkoon! Kunhan se ei ole Proshka. Ja kuka sitten haluaisi leikkiä typeryksen kanssa?

— Ну хоть бы и Прошка, так что ж за беда? — со злостью заметила она. Евсей встал.

– No, vaikka se olisi Proshka, niin mitä sitten? hän huomautti suuttuneena. Jevsey nousi seisomaan.

— Вы не играйте с Прошкой, ей-богу, не играйте! — сказал он с беспокойством и почти с угрозой.

– Älä leiki Proshkan kanssa, vannon Jumalan nimeen, Älä leiki! hän sanoi huolestuneena ja melkein uhkaavasti.

— А кто мне запретит? ты, что ли, образина этакая?

– Ja kuka minua estäisi? Sinäkö, senkin paskiainen?

— Матушка, Аграфена Ивановна! — начал он умоляющим голосом, обняв ее — за талию, сказал бы я, если б у ней был хоть малейший намек на талию.

– Äiti, Agrafena Ivanovna! hän alkoi rukoilla ääneen ja syleili häntä – vyötäröllä, sanoisin, jos hänellä olisi edes jonkinlaiset vyötärömuodot.

Она отвечала на объятие локтем в грудь.

Hän vastasi syleilyyn rinnassa käyttämällä kyynärpäätä.

— Матушка, Аграфена Ивановна! — повторил он, — будет ли Прошка любить вас так, как я? Поглядите, какой он озорник: ни одной женщине проходу не даст. А я-то! э-эх! Вы у меня, что синь-порох в глазу! Если б не барская воля, так... эх!..

– Äiti, Agrafena Ivanovna! hän toisti. – Rakastaisiko Proshka sinua yhtä paljon kuin minä? Katso, millainen hän on: ei päästä yhtään naista ohi. Ja minä! Eh! Olet minulle kuin silmässä oleva pieni hiukkanen! Jos ei olisi herrain tahtoa, niin... eh!

Он при этом крякнул и махнул рукой. Аграфена не выдержала: и у ней, наконец, горе обнаружилось в слезах.

Hän käheäsi ja heilautti kättään. Agrafena ei kestänyt enää: lopulta hänen surunsa purkautui kyyneliksi.

— Да отстанешь ли ты от меня, окаянный? — говорила она плача, — что мелешь, дуралей! Свяжусь я с Прошкой! разве не видишь сам, что от него путного слова не добьешься? только и знает, что лезет с ручищами...

– Lopeta jo minua ahdistaminen, paskiainen! hän itki. – Mitä sinä siellä lörpötät? Etkö näe, ettei hänestä saa mitään järkevää? Hän ei tiedä muuta kuin että tunkee käsiään joka paikkaan...

— И к вам лез? Ах, мерзавец! А вы, небось, не скажете! Я бы его...

– Ja sinäkin tunkeutuit hänen luokseen? Voi, paskiainen! Etkö sinä varmaan kerro? Minä tappaisin hänet...

— Полезь-ка, так узнает! Разве нет в дворне женского пола, кроме меня? С Прошкой свяжусь! вишь, что выдумал! Подле него и сидеть-то тошно — свинья свиньей! Он, того и гляди, норовит ударить человека или сожрать что-нибудь барское из-под рук — и не увидишь.

– No, mene sitten, niin hän saa tietää! Eikö talossa ole muita naisia kuin minä? Minä otan yhteyttä Proshkaan! Katso, mitä hän keksii! Hänen seurassaan on tylsää – sika on sika! Hän aina yrittää lyödä jotakuta tai varastaa jotain herrain omaisuutta – eikä kukaan näe mitään.

— Уж если, Аграфена Ивановна, случай такой придет — лукавый ведь силен, — так лучше Гришку посадите тут: по крайности малый смирный, работящий, не зубоскал...

– Jos sitten, Agrafena Ivanovna, tulee sellainen tilanne – sillä paholainen on vahva – niin pane Grishka tänne: hän on sentään säyseä, ahkera, eikä naura turhaan.

— Вот еще выдумал! — накинулась на него Аграфена, — что ты меня всякому навязываешь, разве я какая-нибудь... Пошел вон отсюда! Много вашего брата, всякому стану вешаться на шею: не таковская! С тобой только, этаким лешим, попутал, видно, лукавый за грехи мои связаться, да и то каюсь... а то выдумал!

– Taas keksit jotain! Agrafena hyökkäsi häntä vastaan. – Että työnnät minut kaikille, kuin olisin joku... Mene pois täältä! Sinunlaistesi ihmiset eivät kuulu minulle: hengailevat kaulassani kuin koirat. Hän aina yrittää lyödä jotakuta tai varastaa jotain herrain omaisuutta – eikä kukaan näe mitään. – No, jos sitten, Agrafena Ivanovna, tulee sellainen tilanne – sillä paholainen on vahva – niin pane Grishka tänne: hän on sentään säyseä, ahkera, eikä naura turhaan. – Taas keksit jotain! Agrafena hyökkäsi häntä vastaan. – Että työnnät minut kaikille, kuin olisin joku... Mene pois täältä! Sinunlaistesi ihmiset eivät kuulu minulle: hengailevat kaulassani kuin koirat. Hän aina yrittää lyödä jotakusta tai varastaa jotain herrain omaisuutta – eikä kukaan näe mitään. – No, jos sitten, Agrafena Ivanovna, tulee sellainen tilanne – sillä paholainen on vahva – niin pane Grishka tänne: hän on sentään säyse

— Бог вас награди за вашу добродетель! как камень с плеч! — воскликнул Евсей.

她用肘顶着胸口回应。 “阿格拉菲娜·伊万诺夫娜！”他重复道，“普罗什卡会像我一样爱你吗？看看他那副模样！他对每个女人都纠缠不休。而我呢！哎呀！”他叹息着，挥了挥手。 阿格拉菲娜忍无可忍了：她终于流下眼泪。 “你别缠着我了，可恶的家伙！”她哭着说，“你尽往别人身上推责任！我又不是什么下贱货！你走开！你这样的人，到处招人烦！真是下贱货！” “上帝保佑你的善良！真是如释重负！”叶夫谢伊叫道。

— Обрадовался! — зверски закричала она опять, — есть чему радоваться — радуйся!

“高兴了！” 她又凶暴地叫道。“有什么值得高兴的——高兴去吧！”

И губы у ней побелели от злости. Оба замолчали.

她的嘴唇因愤怒而苍白了。两人都沉默了。

— Аграфена Ивановна! — робко сказал Евсей немного погодя.

“阿格拉菲娜·伊万诺夫娜！”叶夫谢伊过了一会儿胆怯地说。

— Ну, что еще?

“怎么了？”

— Я ведь и забыл: у меня нынче с утра во рту маковой росинки не было.

“我忘了说了，今天早上我嘴里一点儿罂粟花露水都没有。”

— Только и дела!

“那有什么关系！”

— С горя, матушка.

“因为难过啊，妈妈。”

Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя хлеба с ветчиной. Все это давно было приготовлено для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам. Один ломоть упал на пол.

她从橱柜的下层拿出糖、一杯伏特加和两片巨大的火腿面包。这些都是她精心为他准备的。她把东西塞给他，就像不给狗吃一样。一片面包掉到了地上。

— На вот, подавись! О, чтоб тебя... да тише, не чавкай на весь дом.

“给你，噎死你吧！看你得了……小声点，别让全屋的人都听到。”

Она отвернулась от него с выражением будто ненависти, а он медленно начал есть, глядя исподлобья на Аграфену и прикрывая одною рукою рот.

她转过身去，仿佛带着恨意，而他慢慢地开始吃东西，同时用一只手捂住嘴巴，眼睛却一直盯着阿格拉菲娜看。

Между тем в воротах показался ямщик с тройкой лошадей.

与此同时，一个赶马车的人赶着三匹马出现在门口。

Через шею коренной переброшена была дуга.

马套的缰绳套在马的脖子上。

Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню.

系在马鞍上的铃铛发出沉闷而又不自由的响声，就像一个被绑起来扔进警卫室的醉汉一样。

Ямщик привязал лошадей под навесом сарая, снял шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот с лица.

赶马车的人把马拴在谷仓的棚子下，摘下帽子，拿出一条脏毛巾，擦去脸上的汗水。

Анна Павловна, увидев его из окна, побледнела.

安娜·帕夫洛夫娜从窗口看到他后，脸色变得苍白了。

У ней подкосились ноги и опустились руки, хотя она ожидала этого.

她腿一软，手垂了下来，尽管她早有预料。

Оправившись, она позвала Аграфену.

恢复过来后，她叫来了阿格拉菲娜。

— Поди-ка на цыпочках, тихохонько, посмотри, спит ли Сашенька? — сказала она. — Он, мой голубчик, проспит, пожалуй, и последний денек: так и не нагляжусь на него. Да нет, куда тебе! ты, того гляди, влезешь как корова! я лучше сама...

“你去悄悄地看看萨沙睡着了没有？”她说。“他这个小家伙，可能要睡到天亮了：我真是舍不得离开他。不过算了吧！你一不小心就会撞到东西！我还是自己去吧……”

И пошла.

然后她就走了。

— Поди-ка ты, не-корова! — ворчала Аграфена, воротясь к себе. — Вишь, корову нашла! много ли у тебя этаких коров-то?

“你这个不小心撞到东西的家伙！”阿格拉菲娜回到自己房间时抱怨道。“看吧，你找到了个‘不小心撞到东西’的人！你这样的人多着呢！”

Навстречу Анне Павловне шел и сам Александр Федорыч, белокурый молодой человек, в цвете лет, здоровья и сил.

亚历山大·费多罗维奇本人也朝安娜·帕夫洛夫娜走来。这是一个金发的年轻人，正值青春年华，身体健康，精力充沛。

Он весело поздоровался с матерью, но, увидев вдруг чемодан и узлы, смутился, молча отошел к окну и стал чертить пальцем по стеклу.

他高兴地向母亲打招呼，但突然看到行李箱和包裹后，他脸色一变，默默地走到窗口，用手指在玻璃上划来划去。

Через минуту он уже опять говорил с матерью и беспечно, даже с радостью смотрел на дорожные сборы.

一分钟后，他又和母亲聊了起来，轻松愉快，甚至带着兴奋地看着行李的整理过程。

— Что это ты, мой дружок, как заспался, — сказала Анна Павловна, — даже личико отекло? Дай-ка вытру тебе глаза и щеки розовой водой.

“你这个小家伙，怎么睡得这么沉？”安娜·帕夫洛夫娜说。“连脸都肿了？让我用玫瑰水给你擦擦眼睛和脸颊吧。”

— Нет, маменька, не надо.

“不，妈妈，不用了。”

— Чего ты хочешь позавтракать: чайку прежде или кофейку? Я велела сделать и битое мясо со сметаной на сковороде — чего хочешь?

“你想先喝杯茶还是咖啡？我还让人煎了些牛排配酸奶油——你想吃点什么？”

— Все равно, маменька.

“都行的，妈妈。”

Анна Павловна продолжала укладывать белье, потом остановилась и посмотрела на сына с тоской.

安娜·帕夫洛夫娜继续整理衣物，整理完后，她停下来，满眼渴望地看着儿子。

— Саша!.. — сказала она через несколько времени.

“萨沙！”她过了一会儿说道。

— Чего изволите, маменька?

“您有什么吩咐吗，妈妈？”

Она медлила говорить, как будто чего-то боялась.

她犹豫着不说话，似乎在害怕什么。

— Куда ты едешь, мой друг, зачем? — спросила она, наконец, тихим голосом.

“你要去哪儿啊，我的朋友？为什么去？”她终于轻声问道。

— Как куда, маменька? в Петербург, затем... затем... чтоб...

“去哪儿啊，妈妈？去彼得堡，然后……然后……为了……”

— Послушай, Саша, — сказала она в волнении, положив ему руку на плечо, по-видимому с намерением сделать последнюю попытку, — еще время не ушло: подумай, останься!

“听着，萨沙，” 她激动地说，把手搭在儿子的肩上，显然想做最后一次努力，“现在还不晚：想想吧，留下来吧！”

— Остаться! как можно! да ведь и... белье уложено, — сказал он, не зная, что выдумать.

“留下来！怎么可能！再说……衣物都整理好了。” 他说道，完全不知道该怎么回答了。

— Уложено белье! да вот... вот... вот... гляди — и не уложено.

“衣物整理好了！可现在……现在……现在……看吧——衣物根本没整理好。”

Она в три приема вынула все из чемодана.

她三下五除二地把行李箱里的东西全倒了出来。

— Как же это так, маменька? собрался — и вдруг опять! Что скажут...

“怎么会这样呢，妈妈？都收拾好了——怎么又要走？别人会怎么说……”

Он опечалился.

他感到很沮丧。

— Я не столько для себя самой, сколько для тебя же отговариваю.

“我劝你留下来，不只是为了我自己，也是为了你啊。”

Зачем ты едешь? Искать счастья?

“你为什么要走？去寻找幸福吗？”

Да разве тебе здесь нехорошо?

“难道你在这里过得不开心吗？”

разве мать день-деньской не думает о том, как бы угодить всем твоим прихотям?

“难道妈妈不整天想着如何满足你的所有要求吗？”

Конечно, ты в таких летах, что одни материнские угождения не составляют счастья; да я и не требую этого.

“当然，你现在这个年纪，光是妈妈的关爱并不能带来幸福；不过我也不强求这些。”

Ну, погляди вокруг себя: все смотрят тебе в глаза.

“看看周围吧，每个人都在盯着你看呢。”

А дочка Марьи Карповны, Сонюшка?

“那玛丽亚·卡尔波娃的女儿，索尼娅呢？”

Что...

“什么？”

покраснел?

“你脸红了？”

Как она, моя голубушка — дай бог ей здоровья — любит тебя: слышь, третью ночь не спит!

“她，多么好的孩子——愿上帝保佑她的健康——她是多么爱你啊！听着，她已经三天没睡了！”

— Вот, маменька, что вы! она так...

“看吧，妈妈，你误会了！她就是这样……”

— Да, да, будто я не вижу... Ах! чтоб не забыть: она взяла обрубить твои платки — «я, говорит, сама, сама, никому не дам, и метку сделаю», — видишь, чего же еще тебе? Останься!

“是啊，是啊，我又不是看不见……啊！别忘了，她说要改你的手帕——‘我自己改，绝不让别人改，还要做个标记’——你看，还有什么好说的呢？留下吧！”

Он слушал молча, поникнув головой, и играл кистью своего шлафрока.

他默默地听着，低着头，摆弄着晨衣的衣袖。

— Что ты найдешь в Петербурге? —

“你在彼得堡能找到什么？”

продолжала она. —

她继续说道。

Ты думаешь, там тебе такое же житье будет, как здесь?

“你以为在那里也能过上和这里一样的生活吗？”

Э, мой друг!

“哎呀，我的朋友！”

Бог знает, чего насмотришься и натерпишься: и холод, и голод, и нужду — все перенесешь.

“天知道你会看到什么，忍受什么：寒冷、饥饿、贫困——你都能忍受。”

Злых людей везде много, а добрых не скоро найдешь.

“坏人到处都是，而好人却很难找到。”

А почет — что в деревне, что в столице — все тот же почет.

“荣誉——无论是在乡村还是在首都，荣誉都是一样的。”

Как не увидишь петербургского житья, так и покажется тебе, живучи здесь, что ты первый в мире; и во всем так, мой милый!

“如果你不了解彼得堡的生活，那么即使你住在这里，你也会觉得自己是世界上最重要的人；所有事情都是这样的，我的朋友！”

Ты же воспитан, и ловок, и хорош.

“你受过教育，又机灵又优秀。”

Мне бы, старухе, только оставалось радоваться, глядя на тебя.

“对我这个老太婆来说，看着你我就很开心了。”

Женился бы, послал бы бог тебе деточек, а я бы нянчила их — и жил бы без горя, без забот, и прожил бы век свой мирно, тихо, никому бы не позавидовал; а там, может, и не будет хорошо, может, и помянешь слова мои...

“如果你结婚了，上帝会赐给你孩子，而我会照顾他们——这样你就能过上没有悲伤、没有烦恼的生活，平静地度过余生，没有人会嫉妒你；但在那里可能就不会那么好了，到时候你可能会后悔我的话……”

Останься, Сашенька, — а?

“留下来，萨什卡——好吗？”

Он кашлянул и вздохнул, но не сказал ни слова.

他咳嗽了一声，叹了口气，但没有说一句话。

— А посмотри-ка сюда, — продолжала она, отворяя дверь на балкон, — и тебе не жаль покинуть такой уголок?

“看看这里，”她继续说着，打开阳台的门，“你不觉得离开这样一个地方很遗憾吗？”

С балкона в комнату пахнуло свежестью.

阳台上的空气闻起来很清新。

От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени.

从房子到远处延伸着一个花园，里面有古老的杨树、浓密的玫瑰丛、樱花和丁香花丛。

Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью.

花朵在树林中盛开，小径在不同方向延伸，湖水在岸边静静地荡漾，一边被早晨的太阳照得金光闪闪，像镜子一样光滑；另一边则深蓝色，像倒映其中的天空，微微泛着涟漪。

А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.

再远处，是起伏着各种颜色麦浪的田野，一直延伸到黑暗的森林边缘。

Анна Павловна, прикрыв одной рукой глаза от солнца, другой указывала сыну попеременно на каждый предмет.

安娜·帕夫洛夫娜用一只手遮挡阳光，另一只手指着每个景物给儿子看。

— Погляди-ка, — говорила она, — какой красотой бог одел поля наши!

“看看吧，”她说，“上帝把我们的田野装扮得多么美丽！”

Вон с тех полей одной ржи до пятисот четвертей сберем; а вон и пшеничка есть, и гречиха; только гречиха нынче не то, что прошлый год: кажется, плоха будет.

“从那些田野里，我们能收获四百五十个四分之一俄担的小麦；那里还有小麦和荞麦；只是今年的荞麦不如去年：看来今年收成会不好。”

А лес-то, лес-то как разросся!

“而那片森林，真是长得太茂密了！”

Подумаешь, как велика премудрость божия!

“想想看，上帝的智慧是多么伟大啊！”

Дровец с своего участка мало-мало на тысячу продадим.

“我们会把自家地块上的木材卖出去，赚个一千卢布左右。”

А дичи, дичи что!

“至于野生动物，那些野生动物真是太棒了！”

и ведь все это твое, милый сынок: я только твоя приказчица.

“而这一切都是你的，亲爱的儿子：我只是你的管家。”

Погляди-ка, озеро: что за великолепие!

“看看那湖：多么壮丽的景象！”

истинно небесное!

“真是天堂般的美景！”

рыба так и ходит; одну осетрину покупаем, а то ерши, окуни, караси кишмя-кишат: и на себя и на людей идет.

“鱼儿游来游去。我们买了一条鲟鱼，还有河鱼、鲈鱼、鲤鱼，多得数不清。既能供自己享用，也能卖给别人。”

Вон твои коровки и лошадки пасутся.

“看哪，你的牛和马正在吃草呢。”

Здесь ты один всему господин, а там, может быть, всякий станет помыкать тобой.

“在这里，你是这里的主人；但在别的地方，也许每个人都会欺负你的。”

И ты хочешь бежать от такой благодати, еще не знаешь куда, в омут, может быть, прости господи...

“而你却想逃离这样的福分，还不知道要逃到哪里，或许会掉进水坑里，天哪……”

Останься!

“留下吧！”

Он молчал.

他沉默了。

— Да ты не слушаешь, — сказала она. — Куда это ты так пристально загляделся?

“你根本不听，”她说。“你在看什么呢？”

Он молча и задумчиво указал рукой вдаль. Анна Павловна взглянула и изменилась в лице. Там, между полей, змеей вилась дорога и убегала за лес, дорога в обетованную землю, в Петербург. Анна Павловна молчала несколько минут, чтоб собраться с силами.

他默默地、若有所思地用手指向远方。安娜·帕夫洛夫娜看了一眼，脸色变了。在田野之间，一条蜿蜒的道路伸向远方，消失在树林里。这条路通向应许之地——彼得堡。安娜·帕夫洛夫娜沉默了几分钟，整理思绪。

— Так вот что! — проговорила она, наконец, уныло. — Ну, мой друг, бог с тобой! поезжай, уж если тебя так тянет отсюда: я не удерживаю! По крайней мере не скажешь, что мать заедает твою молодость и жизнь.

“原来如此！”她最后沮丧地说。“好吧，我的朋友，愿上帝保佑你！如果你这么想离开这里，那就走吧。我不会挽留你的。至少你不会说母亲束缚了你的青春和生活。”

Бедная мать!

“可怜的母亲啊！”

вот тебе и награда за твою любовь! Того ли ожидала ты?

这就是你爱的回报吗？这就是你期待的吗？

В том-то и дело, что матери не ожидают наград.

“关键是，母亲从不期待回报。”

Мать любит без толку и без разбору.

“母亲爱得盲目，爱得无条件。”

Велики вы, славны, красивы, горды, переходит имя ваше из уст в уста, гремят ваши дела по свету — голова старушки трясется от радости, она плачет, смеется и молится долго и жарко.

“你们是伟大的，光荣的，美丽的，骄傲的。你们的名字传遍世界，你们的功绩震惊天下，” 老太太的头摇晃着，高兴得流泪、大笑、热切地祈祷。

А сынок, большею частью, и не думает поделиться славой с родительницею.

“而儿子们大多不会与母亲分享荣光。”

Нищи ли вы духом и умом, отметила ли вас природа клеймом безобразия, точит ли жало недуга ваше сердце или тело, наконец отталкивают вас от себя люди и нет вам места между ними — тем более места в сердце матери.

“无论你是否精神贫乏、相貌平庸，疾病是否折磨着你的心灵或身体，还是人们排斥你，让你在他们中间没有一席之地——在母亲的心中，你永远占据着最重要的位置。”

Она сильнее прижимает к груди уродливое, неудавшееся чадо и молится еще долее и жарче.

她把丑陋、失败的孩子抱得更紧，祈祷得更久、更热切。

Как назвать Александра бесчувственным за то, что он решился на разлуку?

“怎么能说亚历山大无情，仅仅因为他决定分道扬镳呢？”

Ему было двадцать лет.

他当时才二十岁。

Жизнь от пелен ему улыбалась; мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо; нянька все пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя; профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась дочь соседки.

生活从一开始就对他微笑；母亲宠爱他，像宠爱唯一的孩子一样；保姆在摇篮边唱着他将来会腰缠万贯、一帆风顺；教授们预言他会成就非凡，而他回家后，邻居家的女儿对他微笑。

И старый кот, Васька, был к нему, кажется, ласковее, нежели к кому-нибудь в доме.

就连老猫瓦西卡似乎也对他比对家里其他人更友好。

О горе, слезах, бедствиях он знал только по слуху, как знают о какой-нибудь заразе, которая не обнаружилась, но глухо где-то таится в народе.

他只听说过悲伤、眼泪和灾难，就像人们听说过某种尚未爆发的疾病，却在人群中悄然蔓延一样。

От этого будущее представлялось ему в радужном свете.

因此，未来在他眼中充满了希望。

Его что-то манило вдаль, но что именно — он не знал.

有什么东西在召唤他走向远方，但具体是什么，他自己也不清楚。

Там мелькали обольстительные призраки, но он не мог разглядеть их; слышались смешанные звуки — то голос славы, то любви: все это приводило его в сладкий трепет.

那里闪现着诱人的幻影，但他看不清；他听到混合在一起的声音——有时是荣耀的声音，有时是爱情的声音——这一切都让他心潮澎湃。

Ему скоро тесен стал домашний мир.

很快，他就觉得家里的生活太狭隘了。

Природу, ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства и мурлыканье Васьки — все эти блага, которые так дорого ценятся на склоне жизни, он весело менял на неизвестное, полное увлекательной и таинственной прелести.

大自然、母亲的爱抚、保姆和全体佣人的敬畏、柔软的床铺、美味的食物和瓦西卡的咕噜声——所有这些在生命暮年被珍视的福分，他都兴高采烈地换成了未知的世界，那里充满了迷人而神秘的魅力。

Даже любовь Софьи, первая, нежная и розовая любовь, не удерживала его.

甚至索菲娅的爱，那份最初的、温柔而充满希望的爱，也无法留住他。

Что ему эта любовь?

这份爱对他来说算什么？

Он мечтал о колоссальной страсти, которая не знает никаких преград и свершает громкие подвиги.

他梦想着一种巨大的激情，一种不受任何阻碍、能创造惊人壮举的激情。

Он любил Софью пока маленькою любовью, в ожидании большой.

他爱索菲娅，是带着小小的爱，期待着更伟大的爱情。

Мечтал он и о пользе, которую принесет отечеству.

他还梦想着自己能为祖国做出贡献。

Он прилежно и многому учился. В аттестате его сказано было, что он знает с дюжину наук да с полдюжины древних и новых языков.

他勤奋学习，掌握了许多知识。他的成绩单上写着，他精通十几门科学，掌握了六种古代和现代语言。

Всего же более он мечтал о славе писателя.

但最重要的是，他梦想成为一名作家。

Стихи его удивляли товарищей.

他的诗让同伴们感到惊讶。

Перед ним расстилалось множество путей, и один казался лучше другого.

他面前有许多道路，每条路都比另一条更好。

Он не знал, на который броситься.

他不知道该选择哪一条。

Скрывался от глаз только прямой путь; заметь он его, так тогда, может быть, и не поехал бы.

只有一条直路躲过了他的注意；如果他注意到这条路，也许他就不会走了。

Как же ему было остаться? Мать желала — это опять другое и очень естественное дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного — любви к сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не будь его, что же ей делать? Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без любви.

他怎么能留下呢？母亲希望他留下——这又是一件不同但很自然的事。在她的心中，除了对儿子的爱，其他情感都消失了，她紧紧抓住了这最后的情感。如果没有儿子，她该怎么办？只有死去了。很久以前就有人证明，女人的心没有爱就无法生存。

Александр был избалован, но не испорчен домашнею жизнью.

亚历山大在家被宠坏了，但并没有被家庭生活毁掉。

Природа так хорошо создала его, что любовь матери и поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны, развили, например, в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества.

大自然把他造得如此之好，以至于母亲的爱和周围人的崇拜只影响了他善良的一面，例如，过早地培养了他的慈善倾向，让他对一切都过分信任。

Это же самое, может быть, расшевелило в нем и самолюбие; но ведь самолюбие само по себе только форма; все будет зависеть от материала, который вольешь в нее.

同样地，这也许激发了他的自尊心；但自尊心本身只是一种形式；一切都取决于你注入其中的内容。

Гораздо более беды для него было в том, что мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда на жизнь и не приготовила его на борьбу с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди.

对他来说，更大的麻烦是，尽管母亲很温柔，但她无法给他一个正确的人生观，也没有为他准备好与等待着他和等待着每个人的未来作斗争。

Но для этого нужно было искусную руку, тонкий ум и запас большой опытности, не ограниченной тесным деревенским горизонтом.

但这需要一双灵巧的手、敏锐的头脑和丰富的经验储备，而这些经验不能局限于狭隘的乡村视野。

Нужно было даже поменьше любить его, не думать за него ежеминутно, не отводить от него каждую заботу и неприятность, не плакать и не страдать вместо его и в детстве, чтоб дать ему самому почувствовать приближение грозы, справиться с своими силами и подумать о своей судьбе — словом, узнать, что он мужчина.

甚至需要少爱他一些，不必时刻为他操心，不必为他排除每一个担忧和不快，不必为他哭泣和受苦——在童年时期就让他自己感受到暴风雨即将来临，让他自己去克服困难，思考自己的命运——总之，让他知道自己是个男子汉。

Где же было Анне Павловне понять все это и особенно выполнить?

安娜·帕夫洛夫娜怎么能理解这一切，尤其是怎么能做到这一切呢？

Читатель видел, какова она.

读者已经看到她是什么样的人了。

Не угодно ли посмотреть еще?

还想再看一些吗？

Она уже забыла сыновний эгоизм.

她已经忘记了儿子的自私了。

Александр Федорыч застал ее за вторичным укладываньем белья и платья. В хлопотах и дорожных сборах она как будто совсем не помнила горя.

亚历山大·费多罗维奇发现她正在重新整理衣物和衣服。在忙碌和收拾行李时，她似乎完全忘记了悲伤。

— Вот, Сашенька, заметь хорошенько, куда я что кладу, — говорила она. — В самый низ, на дно чемодана, простыни: дюжина. Посмотри-ка, так ли записано?

“看啊，萨什卡，仔细看看我把东西放在哪里。”她说。“最底层，行李箱底部，床单：十二条。看看，是不是这样写的？”

— Так, маменька.

“是的，妈妈。”

— Все с твоими метками, видишь — А. А. А все голубушка Сонюшка! Без нее наши дурищи не скоро бы поворотились.

“都是你的标记，看看——A.A.都是小索尼娅的！没有她，我们这些笨蛋可就迷失方向了。”

Теперь что?

现在该怎么办？

да, наволочки.

是的，枕套。

Раз, две, три, четыре — так, вся дюжина тут.

一、二、三、四——对了，十二条都在这里。

Вот рубашки — три дюжины.

现在是衬衫——三打衬衫。

Что за полотно — загляденье!

这块布料真是太漂亮了！

это голландское; сама ездила на фабрику к Василью Васильичу; он выбрал что ни есть наилучшие три куска.

这是荷兰货；我亲自去瓦西里·瓦西里奇的工厂选的；他挑选了三块最好的布料。

Поверяй же, милый, по реестру всякий раз, как будешь принимать от прачки; все новешенькие.

亲爱的，每次从洗衣店接货时都要核对清单；所有东西都是全新的。

Там немного таких рубашек увидишь; пожалуй, и подменят; есть ведь этакие мерзавки, что бога не боятся.

在那里你会看到一些类似的衬衫；他们可能会调包；毕竟有些无耻之徒根本不把规矩放在眼里。

Носков двадцать две пары...

二十二双袜子……

Знаешь, что я придумала?

你知道我想到什么了吗？

положить в один носок твой бумажник с деньгами.

把你的钱包放在一只袜子里。

Их тебе до Петербурга не понадобится, так, сохрани боже! случай какой, чтоб и рыли, да не нашли.

你到彼得堡之前用不上这些钱，所以但愿不会出什么状况，让人翻箱倒柜也找不到钱。

И письма к дяде туда же положу: то-то, чай, обрадуется!

我还会把给叔叔的信放在钱包里；他肯定会很开心！

ведь семнадцать лет и словом не перекинулись, шутка ли!

毕竟我们已经17年没说过一句话了，真难以置信！

Вот косыночки, вот платки; еще полдюжины у Сонюшки осталось.

这些是发夹，这些是围巾；索尼娅那里还剩下半打。

Не теряй, душенька, платков: славный полубатист!

别丢了，亲爱的围巾：这半块巴蒂斯特布料真不错！

У Михеева брала по два с четвертью.

我从米赫耶夫那里买了两个半块的。

Ну, белье все.

好了，所有衣物都整理好了。

Теперь платье...

现在该整理衣服了……

Да где Евсей?

对了，叶夫塞伊在哪儿呢？

что он не смотрит? Евсей!

他为什么不看呢？叶夫塞伊！

Евсей лениво вошел в комнату.

叶夫塞伊懒洋洋地走进房间。

— Чего изволите? — спросил он еще ленивее.

“您需要什么？”他更加懒洋洋地问道。

— Чего изволите? —

“您需要什么？”

заговорила Адуева гневно. — Что не смотришь, как я укладываю?

阿杜耶娃愤怒地说。“你为什么不看我整理衣服呢？”

А там, как надо что достать в дороге, и пойдешь все перерывать вверх дном!

然后她又说：“路上要用的东西，你非得把所有东西都翻个底朝天不可吗？”

Не может отвязаться от своей возлюбленной — экое сокровище!

“他就是离不开他的心上人——真是宝贝啊！”

День-то велик: успеешь!

“时间还早呢，有的是时间！”

Ты этак там и за барином станешь ходить?

“你难道要在那儿为主人跑腿吗？”

Смотри у меня!

“小心点！”

Вот гляди: это хороший фрак — видишь, куда кладу?

“看吧，这件礼服很不错——你看我把它放在哪儿了？”

А ты, Сашечка, береги его, не всякий день таскай; сукно-то по шестнадцать рублей брали.

“萨什卡，你要好好保管它，可别每天都拿出来用。那块布料可是16卢布一米买的呢！”

Куда в хорошие люди пойдешь, и надень, да не садись зря, как ни попало, вон как твоя тетка, словно нарочно, не сядет на пустой стул или диван, а так и норовит плюхнуть туда, где стоит шляпа или что-нибудь такое; намедни на тарелку с вареньем села — такого сраму наделала!

“你要是去好人家做客，别随便乱坐。比如你姑姑，她从不随便坐在空椅子或沙发上，而是故意坐在放帽子或其他东西的地方。前几天她还坐在果酱盘子上——真是丢死人了！”

Куда попроще в люди, вот этот фрак масака надевай.

“要是去普通人家做客，就穿这件礼服好了。”

Теперь жилеты — раз, два, три, четыре.

“现在是背心——一、二、三、四。”

Двое брюк.

“两条裤子。”

Э! да платья-то года на три станет.

“啊！这些裙子还能穿三年，呢。”

Ух!

“哇！”

устала!

“我累坏了！”

шутка ли: целое утро возилась!

“真不敢相信，我忙活了一整个上午！”

Поди, Евсей.

“来吧，叶夫塞伊。”

Поговорим, Сашенька, о чем-нибудь другом.

“萨申卡，我们聊点别的事情吧。”

Ужо гости приедут, не до того будет.

“客人快到了，没时间了。”

Она села на диван и посадила его подле себя.

她坐在沙发上，并让叶夫塞伊坐在她旁边。

— Ну, Саша, — сказала она, помолчав немного, ты теперь едешь на чужую сторону...

“好吧，萨沙，”她说着，稍作停顿，“你现在要去别的地方了...”

— Какая «чужая» сторона, Петербург: что вы, маменька!

“什么‘别的地方’？就是彼得堡啊！别开玩笑了，妈妈！”

— Погоди, погоди — выслушай, что я хочу сказать!

“等等，等等——听我说完！”

Бог один знает, что там тебя встретит, чего ты наглядишься, и хорошего, и худого.

天知道你在那里会遇到什么，会看到什么好的，坏的。

Надеюсь, он, отец мой небесный, подкрепит тебя; а ты, мой друг, пуще всего не забывай его, помни, что без веры нет спасения нигде и ни в чем.

我希望我的天父会帮助你；而你，我的朋友，千万不要忘记他，记住，没有信仰，任何地方都得不到救赎。

Достигнешь там больших чинов, в знать войдешь — ведь мы не хуже других: отец был дворянин, майор, — все-таки смиряйся перед господом богом: молись и в счастии и в несчастии, а не по пословице: «Гром не грянет, мужик не перекрестится».

你会在那里获得很高的职位，成为贵族——毕竟我们并不比别人差：我父亲是贵族，少校——但无论如何都要敬畏上帝：无论顺境还是逆境都要祈祷，而不是按照俗语说：“不到雷雨天，农民也不会画十字。”

Иной, пока везет ему, и в церковь не заглянет, а как придет невмочь — и пойдет рублевые свечи ставить да нищих оделять: это большой грех.

有些人在运气好的时候不去教堂，但当遇到困难时，他们就会去点蜡烛，施舍乞丐：这是大罪过。

К слову пришлось о нищих. Не трать на них денег по-пустому, помногу не давай. На что баловать?

说到乞丐。不要随意给他们钱，也不要一次性给太多。何必宠坏他们呢？

их не удивишь.

他们又不会感激你的。

Они пропьют да над тобой же насмеются. У тебя, я знаю, мягкая душа: ты, пожалуй, и по гривеннику станешь отваливать.

他们会喝光你的钱，还嘲笑你。我知道你心地善良，可能还会给他们一枚硬币。

Нет, это не нужно; бог подаст!

不，这没必要；上帝会帮助你的！

Будешь ли ты посещать храм божий?

你会去上帝的殿堂吗？

будешь ли ходить по воскресеньям к обедне?

你会每周日去参加弥撒吗？

Она вздохнула.

她叹了口气。

Александр молчал. Он вспомнил, что, учась в университете и живучи в губернском городе, он не очень усердно посещал церковь; а в деревне, только из угождения матери, сопровождал ее к обедне. Ему совестно было солгать. Он молчал. Мать поняла его молчание и опять вздохнула.

亚历山大沉默了。他想起自己在大学学习、住在省城时，并没有经常去教堂；而在乡村时，只是为了迁就母亲，才陪她去参加弥撒。他不忍心说谎。他保持沉默。母亲理解他的沉默，又叹了口气。

— Ну, я тебя не неволю, — продолжала она, — ты человек молодой: где тебе быть так усердну к церкви божией, как нам, старикам?

“好吧，我不勉强你，”她继续说，“你还年轻。怎么能像我们这些老人一样，每周都去教堂呢？”

Еще, пожалуй, служба помешает или засидишься поздно в хороших людях и проспишь.

或许礼拜会妨碍你，或者你会在好友家待到很晚，睡过头了。

Бог пожалеет твоей молодости. Не тужи: у тебя есть мать.

上帝会怜悯你的青春。别难过，你还有母亲呢。

Она не проспит.

她不会睡过头的。

Пока во мне останется хоть капелька крови, пока не высохли слезы в глазах и бог терпит грехам моим, я ползком дотащусь, если не хватит сил дойти, до церковного порога; последний вздох отдам, последнюю слезу выплачу за тебя, моего друга.

只要我身上还有一滴血，只要我眼中的泪水还没有干涸，只要上帝还容忍我的罪过，我就会爬着去教堂门口；即使没有力气走过去，我也会在那里咽下最后一口气，为了你，我的朋友，我会流下最后一滴眼泪。

Вымолю тебе и здоровье, и чинов, и крестов, и небесных и земных благ.

我会为你祈求健康、官职、十字架，以及天上和人间的福祉。

Неужели-то он, милосердый отец, презрит молитвой бедной старухи?

难道他，仁慈的父亲，会轻视这个可怜老妇人的祈祷吗？

Мне самой ничего не надо.

我自己什么都不需要。

Отними он у меня все: здоровье, жизнь, пошли слепоту — тебе лишь подай всякую радость, всякое счастье и добро...

他可以夺走我的一切：健康、生命、视力——只要能给你带来任何快乐、幸福和善意就好了。

Она не договорила, слезы закапали у ней из глаз.

她没有说完，眼泪就从她的眼中流了出来。

Александр вскочил с места.

亚历山大从座位上跳了起来。

— Маменька... — сказал он.

“妈妈……”他说。

— Ну, сядь, сядь! —

“好，坐下，坐下！”

отвечала она, наскоро утирая слезы, — мне еще много осталось поговорить...

她回答道，一边迅速擦去眼泪，“我还有很多话要说……”

Что бишь я хотела сказать?

我到底想说什么？

из ума вон...

我完全忘了。

Вишь, нынче какая память у меня...

你知道吗，我现在的记忆力太差了。

да!

是啊！

блюди посты, мой друг: это великое дело!

注意你的举止，朋友：这很重要！

В среду и пятницу — бог простит; а в великий пост — боже оборони!

周三和周五——愿上帝宽恕；而在大斋期——愿上帝保佑！

Вот Михайло Михайлыч и умным человеком считается, а что в нем?

米哈伊洛·米哈伊利奇被认为是个聪明人，但他到底有什么特别之处呢？

Что мясоед, что страстная неделя — все одно жрет.

无论是吃肉日，还是激情周，每个人都吃得一样多。

Даже волос дыбом становится!

我甚至都气得头发都竖起来了！

Он вон и бедным помогает, да будто его милостыня принята господом?

他帮助穷人，可他的善举真的被上帝接纳了吗？

Слышь, подал раз старику красненькую, тот взял ее, а сам отвернулся да плюнул.

听着，有一次我给了那个老人一枚红色的硬币，他接过硬币，却转过身去吐口水。

Все кланяются ему и в глаза-то бог знает что наговорят, а за глаза крестятся, как поминают его, словно шайтана какого.

所有人都向他鞠躬，面上说着好听的话，背地里却像在驱赶魔鬼一样，用十字架划十字来诅咒他。

Александр слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу.

亚历山大听得有些不耐烦，时不时地望向窗外，看着远处的道路。

Она замолчала на минуту.

她沉默了一会儿。

— Береги пуще всего здоровье, — продолжала она. —

“最重要的是，要注意身体健康，”她继续说道。

Как заболеешь — чего боже оборони! —

“要是你生病了，天知道会发生什么事！”

опасно, напиши...

“危险得很，写信告诉我吧……”

я соберу все силы и приеду.

我会集合所有力量，赶来救你的。

Кому там ходить за тобой?

“谁会去照顾你呢？”

Норовят еще обобрать больного.

他们总是想趁病人虚弱时敲竹杠。

Не ходи ночью по улицам; от людей зверского вида удаляйся.

晚上别在街上走，离那些看起来凶恶的人远点。

Береги деньги...

别乱花钱……

ох, береги на черный день!

哦，留着应急用吧！”

Трать с толком.

要明智地花钱。

От них, проклятых, всякое добро и всякое зло.

那些该死的家伙，带来了所有的好事和坏事。

Не мотай, не заводи лишних прихотей.

别乱花钱，别养成不必要的奢侈习惯。

Ты будешь аккуратно получать от меня две тысячи пятьсот рублей в год.

你每年会从我这里准时收到两千五百卢布。

Две тысячи пятьсот рублей не шутка.

两千五百卢布可不是闹着玩的。

Не заводи роскоши никакой, ничего такого, но и не отказывай себе в чем можно; захочется полакомиться — не скупись. —

别养成任何奢侈习惯，也别在力所能及的事情上亏待自己。如果想吃点好的，就别吝啬钱。

Не предавайся вину — ох, оно первый враг человека!

别放纵自己犯罪——哦，那可是人类最大的敌人！

-Да еще (тут она понизила голос) берегись женщин!

——对了，（她压低了声音）还要小心女人。

Знаю я их!

我太了解她们了！

Есть такие бесстыдницы, что сами на шею будут вешаться, как увидят этакого-то...

有些女人可真是无耻至极，只要看到像你这样的人，她们就会主动贴上去。

Она с любовью посмотрела на сына.

她慈爱地看着儿子。

— Довольно, маменька; я бы позавтракал? — сказал он почти с досадой.

“够了，妈妈。我能吃早餐了吗？”他几乎带着不满说道。

— Сейчас, сейчас... еще одно слово...

“马上就好，马上就好……再说一句……”

— На мужних жен не зарься, — спешила она досказать, — это великий грех!

“别觊觎别人的妻子，”她急忙补充道，“那可是大罪过！”

«Не пожелай жены ближнего твоего», сказано в писании.

《圣经》上说：“不可贪恋邻居的妻子。”

Если же там какая-нибудь станет до свадьбы добираться — боже сохрани!

要是婚前就开始勾搭别人——天哪，可别让这种事发生啊！

не моги и подумать!

你想都别想！

Они готовы подцепить, как увидят, что с денежками да хорошенький.

只要看到对方有钱又长得帅，她们就迫不及待地想勾搭上了。

Разве что у начальника твоего или у какого-нибудь знатного да богатого вельможи разгорятся на тебя зубы и он захочет выдать за тебя дочь — ну, тогда можно, только отпиши: я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какую-нибудь, лишь бы с рук сбыть: старую девку или дрянь.

除非你的上司，或者某个有权有势又富有的贵族，对你青睐有加，愿意把女儿嫁给你——那倒可以，不过你得先说清楚：我会尽力而为，确保她们不会给你塞个老处女或者下流货色，只是为了把她们脱手。

Этакого женишка всякому лестно залучить.

任何人都会乐意娶到这样的丈夫。

Ну, а коли ты сам полюбишь да выдастся хорошая девушка — так того... —

不过，要是你自己爱上了一个好女孩，那就……”

тут она еще тише заговорила... —

她说到这儿，声音更低了。

Сонюшку-то можно и в сторону.

“索尼娅倒是可以考虑一下。”

(Старушка, из любви к сыну, готова была покривить душой.)

（这位老太太为了儿子，什么话都说得出口。）

Что в самом деле Марья Карповна замечтала!

玛丽娅·卡尔波娃真是异想天开啊！

ты дочке ее не пара.

你可配不上她的女儿。

Деревенская девушка!

乡下姑娘！

на тебя и не такие польстятся.

像你这样的人可没人会喜欢的。

— Софью! нет, маменька, я ее никогда не забуду! — сказал Александр.

“索菲亚！不，妈妈，我永远不会忘记她！”亚历山大说。

— Ну, ну, друг мой, успокойся! ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что бог даст; невесты не уйдут! Коли не забудешь, так и того... Ну, а...

“好吧好吧，朋友，别激动！我只是说说而已。去服役，然后回来，到时候上帝会保佑的；新娘们不会跑掉的！如果你不忘了她，那就更好了……嗯，还有……”

Она что-то хотела сказать, но не решалась, потом наклонилась к уху его и тихо спросила:

她想说些什么，但又犹豫不决。然后她俯身到他的耳边，轻声问道：

— А будешь ли помнить... мать?

“你会记得……妈妈吗？”

— Вот до чего договорились, — перервал он, — велите скорей подавать что там у вас есть: яичница, что ли? Забыть вас! Как могли вы подумать? Бог накажет меня...

“你们真是异想天开，”他打断道，“快点上菜吧，有什么吃的吗？煎蛋？忘了你们？你们怎么能这么想？上帝会惩罚我的……”

— Перестань, перестань, Саша, — заговорила она торопливо, — что ты это накликаешь на свою голову!

“别这样，别这样，萨沙，”她急忙说道，“你这样会自找麻烦的！”

Нет, нет!

“不，不！”

что бы ни было, если случится этакой грех, пусть я одна страдаю.

“无论发生什么，如果真犯了这样的罪过，就让我一个人受苦吧。”

Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься — молодая жена заменит тебе и мать, и все...

“你还年轻，才刚刚开始生活。以后你会有朋友的，结婚后，年轻的妻子会替代你母亲的角色，一切都会好起来的……”

Нет!

“不！”

Пусть благословит тебя бог, как я тебя благословляю.

“愿上帝保佑你，正如我现在为你祈福一样。”

Она поцеловала его в лоб и тем заключила свои наставления.

她吻了吻他的额头，结束了她的劝诫。

— Да что это не едет никто? — сказала она, — ни Марья Карповна, ни Антон Иваныч, ни священник нейдет? уж, чай, обедня кончилась! Ах, вон кто-то и едет! кажется, Антон Иваныч... так и есть: легок на помине.

“怎么没人来吃饭？”她说，“玛丽亚·卡尔波娃、安东·伊万尼奇、神父都不来吗？午祷总该结束了吧！啊，有人来了！好像是安东·伊万尼奇……果然，来的真快。”

Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид. Он существовал всегда и всюду, с самых древнейших времен, и не переводился никогда. Он присутствовал и на греческих и на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом по случаю возвращения блудного сына.

谁不认识安东·伊万尼奇呢？他是个永恒的犹太人。他从远古时代起就一直存在于各处，从未消失过。他参加过希腊人和罗马人的宴会，自然也吃过那只肥牛，那只被幸福的父亲宰杀来庆祝浪子回家的肥牛。

У нас, на Руси, он бывает разнообразен.

在俄罗斯，他则有各种各样的版本。

Тот, про которого говорится, был таков: у него душ двадцать заложенных и перезаложенных; живет он почти в избе или в каком-то странном здании, похожем с виду на амбар, — ход где-то сзади, через бревна, подле самого плетня;

据说有个人就是这样：他抵押和再抵押了二十块地；他住在一个小屋里，或者某个奇怪的建筑里，看起来像谷仓——入口在后面，通过木板，紧挨着栅栏；

но он лет двадцать постоянно твердит, что с будущей весной приступит к стройке нового дома.

但他已经二十年如一日地坚持说，明年春天他就要开始建新房子了。

Хозяйства он дома не держит. Нет человека из его знакомых, который бы у него отобедал, отужинал или выпил чашку чаю, но нет также человека, у которого бы он сам не делал этого по пятидесяти раз в год.

他家里不养家畜。在他认识的人中，没有一个在他家吃过午饭、晚餐或喝过茶，但他自己每年也要去别人家吃五十次饭。

Прежде Антон Иваныч ходил в широких шароварах и казакине, теперь ходит, в будни, в сюртуке и в панталонах, в праздники во фраке бог знает какого покроя.

以前，安东·伊万尼奇穿宽大的裤子和军服，现在平日里穿西装和长裤，节日里则穿不知道什么款式的礼服。

С виду он полный, потому что у него нет ни горя, ни забот, ни волнений, хотя он прикидывается, что весь век живет чужими горестями и заботами; но ведь известно, что чужие горести и заботы не сушат нас: это так заведено у людей.

他看起来很胖，因为他没有悲伤、烦恼或焦虑，尽管他假装一直为别人的悲伤和烦恼而活；但众所周知，别人的悲伤和烦恼并不能让我们感到疲惫：这就是人们的习惯。

В сущности Антона Иваныча никому не нужно, но без него не совершается ни один обряд: ни свадьба, ни похороны.

事实上，没人需要安东·伊万尼奇，但没有他，任何仪式都无法进行：无论是婚礼还是葬礼。

Он на всех званых обедах и вечерах, на всех домашних советах; без него никто ни шагу.

他出席所有正式午餐和晚餐，参加所有家庭会议；没有他，谁也动不了半步。

Подумают, может быть, что он очень полезен, что там исполнит какое-нибудь важное поручение, тут даст хороший совет, обработает дельце, — вовсе нет!

人们可能会认为他非常有用，能完成某项重要任务，提供好建议，处理事务——但事实并非如此！

Ему никто ничего подобного не поручает; он ничего не умеет, ничего не знает: ни в судах хлопотать, ни быть посредником, ни примирителем, — ровно ничего.

没有人交给他任何类似的任务；他什么都不会，也什么都不懂：既不会在法庭上奔波，也不会充当调解人或和事老——什么都不会。

Но зато ему поручают, например, завезти мимоездом поклон от такой-то к такому-то, и он непременно завезет и тут же кстати позавтракает, — уведомить такого-то, что известная-де бумага получена, а какая именно, этого ему не говорят, — передать туда-то кадочку с медом или горсточку семян, с наказом не разлить и не рассыпать, — напомнить, когда кто именинник.

但他会被要求，比如顺便带个口信，从某人那里转达给某人，然后他一定会顺便吃个早餐——通知某人说某份文件已经收到，但具体是什么文件，他却不知道——把一罐蜂蜜或一把种子送到某个地方，并嘱咐别倒掉或撒掉——提醒某人什么时候是他的生日。

Еще Антона Иваныча употребляют в таких делах, которые считают неудобным поручить человеку.

人们还会让他处理那些他们觉得不方便交给别人去做的事情。

«Нельзя Петрушку послать, — говорят, — того и гляди, переврет.

“不能派彼得鲁什卡去，”他们说，“他肯定会把事情搞砸的。”

Нет, уж пусть лучше Антон Иваныч съездит!»

“不，还是让安东·伊万尼奇去吧！”

Или: «Неловко послать человека: такой-то или такая-то обидится, а вот лучше Антона Иваныча отправить».

或者：“派别人去不太合适，那个人或那个人会生气的，还是让安东·伊万尼奇去吧！”

Как бы удивило всех, если б его вдруг не было где-нибудь на обеде или вечере!

如果他突然不在某个午餐或晚餐上，大家都会感到惊讶！

— А где же Антон Иваныч? — спросил бы всякий непременно с изумлением. — Что с ним? да почему его нет?

“安东·伊万尼奇在哪儿呢？”每个人都会惊讶地问。“他怎么了？为什么他不在？”

И обед не в обед. Тогда уж к нему даже кого-нибудь и отправят депутатом проведать, что с ним, не заболел ли, не уехал ли? И если он болен, то и родного не порадуют таким участьем.

午餐也不像午餐了。这时，人们甚至会派人去看看他是否生病了，或者是否离开了。如果他生病了，那么他的家人也不会因为他的这种处境而感到高兴。

Антон Иваныч подошел к руке Анны Павловны.

安东·伊万尼奇走近安娜·帕夫洛夫娜的手。

— Здравствуйте, матушка Анна Павловна! с обновкой честь имею вас поздравить.

“你好，安娜·帕夫洛夫娜！”他说，“我很荣幸地祝贺你买了新衣服。”

— С какой это, Антон Иваныч? — спросила Анна Павловна, осматривая себя с ног до головы.

“安东·伊万尼奇，你说的是哪件新衣服？”安娜·帕夫洛夫娜问道，她从头到脚打量着自己。

— А мостик-то у ворот! видно, только что сколотили? что, слышу, не пляшут доски под колесами? смотрю, ан новый!

“看看门口的桥！显然是刚搭好的吧？我听说车轮下面的木板不太稳吗？我看，这桥是新的。”

Он, при встречах с знакомыми, всегда обыкновенно поздравляет их с чем-нибудь, или с постом, или с весной, или с осенью; если после оттепели мороз наступит, так с морозом, наступит после морозу оттепель — с оттепелью ...

他在遇到熟人时，总是习惯性地祝贺他们一些事情，或是斋戒日，或是春天，又或是秋天；如果解冻后又下霜，那么他会祝贺下霜；解冻后又下雪，那么他会祝贺解冻……

На этот раз ничего подобного не было, но он что-нибудь да выдумает.

这次没有这样的情况，但他总会想出些什么来的。

— Вам кланяются Александра Васильевна, Матрена Михайловна, Петр Сергеич, — сказал он.

“亚历山德拉·瓦西里耶夫娜、玛特雷娜·米哈伊洛夫娜、彼得·谢尔盖奇向你问好。” 他说。

— Покорно благодарю, Антон Иваныч! Детки здоровы ли у них?

“非常感谢，安东·伊万尼奇！他们的孩子们身体健康吗？”

— Слава богу. Я к вам веду благословение божие: за мной следом идет батюшка. А слышали ли, сударыня: наш-то Семен Архипыч?..

“谢天谢地。我给你们带来上帝的祝福：神父紧随我之后。还有，夫人，你听说了吗？我们的谢苗·阿尔希波维奇……”

— Что такое? — с испугом спросила Анна Павловна.

“怎么了？” 安娜·帕夫洛夫娜惊恐地问道。

— Ведь приказал долго жить!

“毕竟他祈求长寿了！”

— Что вы! когда?

“什么！什么时候？”

— Вчера утром. Мне к вечеру же дали знать: прискакал парнишко; я и отправился, да всю ночь не спал. Все в слезах: и утешать-то надо, и распорядиться: там у всех руки опустились: слезы да слезы, — я один.

“昨天早上。我傍晚就接到消息：一个小伙子骑马来报信；我就出发了，整晚没睡。大家都哭成泪人：既要安慰他们，又要安排后事；那里的人都崩溃了：只剩下我一个人在处理。”

— Господи, господи боже мой! — говорила Анна Павловна, качая головой, — жизнь-то наша! Да как же это могло случиться? он еще на той неделе с вами же поклон прислал!

“天哪，天哪，我的上帝啊！” 安娜·帕夫洛夫娜摇着头说，“我们的生活啊！这怎么可能发生呢？上周他还向你们致意呢！”

— Да, матушка! ну, да он давненько прихварывал, старик старый: диво, как до сих пор еще не свалился!

“是啊，妈妈！不过他确实身体不好，年纪大了：真奇迹他还能撑到现在！”

— Что за старый! он годом только постарше моего покойника. Ну, царство ему небесное! — сказала, крестясь, Анна Павловна. — Жаль бедной Федосьи Петровны: осталась с деточками на руках. Шутка ли: пятеро, и все почти девочки! А когда похороны?

“多老啊！他只比我去世的丈夫大一岁。愿他安息！” 安娜·帕夫洛夫娜划着十字说。“可怜的费多西娅·彼得罗夫娜：她带着孩子们。天哪，五个孩子，全是女孩！葬礼什么时候举行？”

— Завтра.

“明天。”

— Видно, у всякого свое горе, Антон Иваныч; вот я так сына провожаю.

“看来每个人都有自己的悲伤，安东·伊万尼奇；我现在正送儿子去葬礼呢。”

— Что делать, Анна Павловна, все мы человеки! «Терпи», сказано в священном писании.

“没办法啊，安娜·帕夫洛夫娜，我们都是凡人！《圣经》里说：‘忍耐’。”

— Уж не погневайтесь, что потревожила вас — вместе размыкать горе; вы нас так любите, как родной.

“别生气我打扰你——我们一起分担悲伤；你对我们就像家人一样。”

— Эх, матушка Анна Павловна!

“哎呀，安娜·帕夫洛夫娜妈妈！”

да кого же мне и любить-то, как не вас?

“除了你，我还能爱谁呢？”

Много ли у нас таких, как вы?

“我们这里有多少像你这样的人呢？”

Вы цены себе не знаете.

“你真是太高估自己了。”

Хлопот полон рот: тут и своя стройка вертится на уме.

“我现在忙得不可开交——我还要操心自己的建筑工程呢。”

Вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да все как-то не сходимся...

“昨天我和承包商吵了一上午，但我们总也谈不拢。”

а как, думаю, не поехать?..

“不过，我想我还是得去一趟。”

что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать?

“我觉得她一个人在那儿，没有我，她会做什么呢？”

человек не молодой: чай, голову растеряет.

“他年纪也不小了——他可能会把事情搞砸的。”

— Дай бог вам здоровья, Антон Иваныч, что не забываете нас! И подлинно сама не своя: такая пустота в голове, ничего не вижу! в горле совсем от слез перегорело. Прошу закусить: вы и устали и, чай, проголодались.

“愿上帝保佑你，安东·伊万诺维奇，你还记得我们！我现在真的心不在焉——我的脑子一片空白，看不见任何东西！我的喉咙因为哭泣已经干了。请吃点东西吧——你一定又累又饿了。”

— Покорно благодарю-с. Признаться, мимоездом пропустил маленькую у Петра Сергеича да перехватил кусочек. Ну, да это не помешает. Батюшка подойдет, пусть благословит! Да вот он и на крыльце!

“多谢了。说实话，我在彼得·谢尔盖奇家顺便吃了一点。但这也没关系。神父来了，让他祝福一下吧！看，他已经在门廊上了！”

Пришел священник.

神父来了。

Приехала и Марья Карповна с дочерью, полной и румяной девушкой, с улыбкой и заплаканными глазами.

玛丽亚·卡尔波娃和她的女儿也来了，女儿是个丰满红润的姑娘，脸上带着微笑，眼睛却含着泪水。

Глаза и все выражение лица Софьи явно говорили: «Я буду любить просто, без затей, буду ходить за мужем, как нянька, слушаться его во всем и никогда не казаться умнее его; да и как можно быть умнее мужа? это грех!

索菲娅的眼睛和整个面容显然在说：“我会简单地去爱，不耍心机。我会像保姆一样跟随丈夫，服从他的一切命令，永远不显得比他聪明。毕竟怎么能比丈夫聪明呢？那是罪过！”

Стану прилежно заниматься хозяйством, шить; рожу ему полдюжины детей, буду их сама кормить, нянчить, одевать и обшивать».

“我会认真操持家务，缝纫。我会给他生六个孩子，自己喂养、照看、给他们穿衣打扮。”

Полнота и свежесть щек ее и пышность груди подтверждали обещание насчет детей.

她脸颊的丰满和红润，以及丰满的胸部，都印证了她对孩子的承诺。

Но слезы на глазах и грустная улыбка придавали ей в эту минуту не такой прозаический интерес.

但她眼中的泪水和悲伤的微笑，让她此刻显得不那么务实了。

Прежде всего отслужили молебен, причем Антон Иваныч созвал дворню, зажег свечу и принял от священника книгу, когда тот перестал читать, и передал ее дьячку, а потом отлил в скляночку святой воды, спрятал в карман и сказал: «Это Агафье Никитишне».

首先，他们举行了祈祷仪式。安东·伊万诺维奇召集了仆人，点燃了蜡烛，当神父停止祈祷时，他接过神父递给执事的书，倒了一点圣水在小瓶里，藏在口袋里，然后说：“这是给阿加菲娅·尼基季什娜的。”

Сели за стол.

大家坐下来吃饭。

Кроме Антона Иваныча и священника, никто по обыкновению не дотронулся ни до чего, но зато Антон Иваныч сделал полную честь этому гомерическому завтраку.

除了安东·伊万诺维奇和神父外，其他人照例没有碰任何东西，但安东·伊万诺维奇却把这顿希腊式的早餐吃得津津有味。

Анна Павловна все плакала и украдкой утирала слезы.

安娜·帕夫洛夫娜一直在哭泣，还偷偷地擦着眼泪。

— Полно вам, матушка Анна Павловна, слезы-то тратить! — сказал Антон Иваныч с притворной досадой, наполнив рюмку наливкой. — Что вы его, на убой, что ли, отправляете? — Потом, выпив до, половины рюмку, почавкал губами.

“别哭了，安娜·帕夫洛夫娜！”安东·伊万诺维奇假装生气地说，同时给自己的杯子倒满了白兰地。“你这是要把他送去赴死吗？” 然后，他喝了大约一半的白兰地，咂咂嘴。

— Что за наливка! какой аромат пошел! Этакой, матушка, у нас и по губернии-то не найдешь! — сказал он с выражением большого удовольствия.

“这白兰地真棒！香味太浓了！在我们这个省都找不到这样的！” 他满意地说。

— Это тре... те... годнич... ная! — проговорила, всхлипывая, Анна Павловна, — нынче для вас... только... откупорила.

“这是三年陈的白兰地！” 安娜·帕夫洛夫娜抽泣着说。“今天才为你打开的。”

— Эх, Анна Павловна, и смотреть-то на вас тошно, — начал опять Антон Иваныч, — вот некому бить-то вас; бил бы да бил!

“哎呀，安娜·帕夫洛夫娜，看你这样子真让人恶心！” 安东·伊万诺维奇又开始说。“真该有人打你一顿，打就打了！”

— Сами посудите, Антон Иваныч, один сын, и тот с глаз долой: умру — некому и похоронить.

“你想想看，安东·伊万诺维奇，我只有一个儿子，现在他也不在身边了。我死了之后，谁来埋葬我呢？”

— А мы-то на что? что я вам, чужой, что ли? Да куда еще торопитесь умирать? того гляди, замуж бы не вышли! вот бы поплясал на свадьбе! Да полноте плакать-то!

“那我们又能怎样呢？我又不是外人！你干嘛这么急着去死？说不定你还能嫁出去呢！到时候我在婚礼上好好跳跳舞！” “别哭了！”

— Не могу, Антон Иваныч, право не могу; не знаю сама, откуда слезы берутся.

“我忍不住啊，安东·伊万诺维奇，真的忍不住。我也不知道为什么会哭。”

— Этакого молодца взаперти держать! Дайте-ка ему волю, он расправит крылышки, да вот каких чудес наделает: нахватает там чинов!

“把这么好的小伙子关在家里！要是让他自由发挥，他会大显身手的：升到很高的职位！”

— Вашими бы устами да мед пить! Да что вы мало взяли пирожка? возьмите еще!

“说得真在理！你怎么不多吃点馅饼？再来点吧！”

— Возьму-с: вот только этот кусок съем.

“好的，我再吃一点。不过先把这块吃完。”

— За ваше здоровье, Александр Федорыч! счастливого пути! да возвращайтесь скорее; да женитесь-ка! Что вы, Софья Васильевна, вспыхнули?

“为你的健康干杯，亚历山大·费多罗维奇！一路顺风！快点回来结婚吧！” “索菲娅·瓦西里耶夫娜，你怎么脸红了？”

— Я ничего.. я так...

“我没事...我就是...”

— Ох, молодежь, молодежь! хе, хе, хе!

“唉，年轻人哪，年轻人哪！哈哈哈哈！”

— С вами горя не чувствуешь, Антон Иваныч, — сказала Анна Павловна, — так умеете утешить; дай бог вам здоровья! Да выкушайте еще наливочки.

“和你在一起一点也不觉得难过，安东·伊万诺维奇，”安娜·帕夫洛夫娜说，“你真会安慰人。愿上帝保佑你的健康！再喝点伏特加吧。”

— Выпью, матушка, выпью, как не выпить на прощанье!

“我会喝的，妈妈，我会喝的。告别的时候怎么能不喝点呢？”

Кончился завтрак. Ямщик уже давно заложил повозку. Ее подвезли к крыльцу. Люди выбегали один за другим. Тог нес чемодан, другой — узел, третий — мешок, и опять уходил за чем-нибудь Как мухи сладкую каплю, люди облепили повозку, и всякий совался туда с руками.

早餐结束了。车夫早已把马车套好了。马车被拉到门前。人们一个接一个地跑出来。有人提着箱子，有人提着包裹，还有人提着袋子，然后又去拿别的东西。人们像苍蝇围着甜蜜的液滴一样围着马车，每个人都伸手去拿东西。

— Вот так лучше положить чемодан, — говорил один, — а тут бы коробок с провизией.

“箱子应该这样放，”一个人说，“这里应该放些食品盒子。”

— А куда же они ноги денут? — отвечал другой, — лучше чемодан вдоль, а коробок можно сбоку поставить.

“那他们的脚怎么放呢？”另一个人回答，“箱子放在长边上，盒子可以放在短边上。”

— Так тогда перина будет скатываться, коли чемодан вдоль: лучше поперек. Что еще? уклали ли сапоги-то?

“那样的话，箱子放在长边上，被子就会滑下来了。最好放在短边上。还有什么？靴子收拾好了吗？”

— Я не знаю. Кто укладывал?

“我不知道。谁收拾的？”

— Я не укладывал. Поди-ка погляди — нет ли там наверху?

“我没收拾。去看看吧——上面有吗？”

— Да поди ты.

“你自己去看看吧。”

— А ты что? мне, видишь, некогда!

“你怎么了？你看，我没时间！”

— Вот еще, вот это не забудьте! — кричала девка, просовывая мимо голов руку с узелком.

“别忘了这个！”一个女孩喊着，把一个包裹从人们头顶递过去。

— Давай сюда!

“拿过来！”

— Суньте и это как-нибудь в чемодан; давеча забыли, — говорила другая, привставая на подножку и подавая щеточку и гребенку.

“把这个也放进箱子里吧——我们之前忘了。”另一个女孩说着，站起来把梳子和刷子递过去。

— Куда теперь совать? — сердито закричал на нее дородный лакей, — пошла ты прочь! видишь, чемодан под самым низом!

“现在放哪儿？”一个粗壮的男仆生气地对她喊道，“你走开！看吧，箱子已经放在最底下了！”

— Барыня велела; мне что за дело, хоть брось! вишь, черти какие!

“夫人让我这么做的。我管它干嘛？扔了就是了！真是些讨厌鬼！”

— Ну, давай, что ли, сюда скорее; это можно вот тут сбоку в карман положить.

“那好吧，你快点过来。这可以放在箱子旁边的口袋里。”

Коренная беспрестанно поднимала и трясла голову.

科雷娜不停地摇着头。

Колокольчик издавал всякий раз при этом резкий звук, напоминавший о разлуке, а пристяжные стояли задумчиво, опустив головы, как будто понимая всю прелесть предстоящего им путешествия, и изредка обмахивались хвостами или протягивали нижнюю губу к коренной лошади.

每次摇头时，铃铛都会发出刺耳的声音，仿佛在告别。随行人员沉默地站着，低着头，似乎意识到即将到来的旅程的乐趣，偶尔挥动一下尾巴，或者把下嘴唇伸向科雷娜的马。

Наконец настала роковая минута.

最后，决定性的时刻到来了。

Помолились еще.

他们又祈祷了一次。

— Сядьте, сядьте все! — повелевал Антон Иваныч, — извольте сесть, Александр Федорыч! и ты, Евсей, сядь. Сядь же, сядь! — И сам боком, на секунду, едва присел на стул. — Ну, теперь с богом!

“大家都坐下！”安东·伊万尼奇命令道，“亚历山大·费多罗维奇，请坐！还有你，叶夫塞伊，坐下！坐下！” 他自己也斜斜地坐到椅子上片刻。“现在，就拜托上帝了！”

Вот тут-то Анна Павловна заревела и повисла на шею Александру.

就在这时，安娜·帕夫洛夫娜突然哭了起来，扑到亚历山大的脖子上。

— Прощай, прощай, мой друг! — слышалось среди рыданий, — увижу ли я тебя?..

“再见，再见，我的朋友！”哭声中传来这样的声音，“我还能再见到你吗？”

Дальше ничего нельзя было разобрать. В эту минуту послышался звук другого колокольчика: на двор влетела телега, запряженная тройкой. С телеги соскочил, весь в пыли, какой-то молодой человек, вбежал в комнату и бросился на шею Александру.

后面的话就听不清了。这时，另一个铃铛的声音响起：一辆由三匹马拉的马车冲进院子。一个浑身是灰尘的年轻人从马车上跳下来，跑进房间，扑到亚历山大的脖子上。

— Поспелов!.. — Адуев!.. — воскликнули они враз, тиская друг друга в объятиях.

“波斯佩洛夫！” “阿杜耶夫！” 他们同时喊道，紧紧地拥抱在一起。

— Откуда ты, как?

“你从哪儿来？怎么样了？”

— Из дому, нарочно скакал целые сутки, чтоб проститься с тобой.

“我从家里来的，专门跑了一整天来和你道别。”

— Друг! друг! истинный друг! — говорил Адуев со слезами на глазах. — За сто шестьдесят верст прискакать, чтоб сказать прости! О, есть дружба в мире! Навек, не правда ли? — говорил пылко Александр, стискивая руку друга и наскакивая на него.

“朋友！朋友！真正的朋友！” 亚历山大含着眼泪说。“从一百六十俄里外赶来只为说再见！哦，世上还有友谊！永远的，对吧？” 亚历山大热情地说着，紧握着朋友的手，不停地撞着他。

— До гробовой доски! — отвечал тот, тиская руку еще сильнее и наскакивая на Александра.

“直到生命的尽头！” 对方回答道，更用力地握着亚历山大的手，不停地撞着他。

— Пиши ко мне! — Да, да, и ты пиши!

“给我写信！” “是的，是的，你也要给我写信！”

Анна Павловна не знала, как и обласкать Поспелова. Отъезд замедлился на полчаса. Наконец собрались.

安娜·帕夫洛夫娜不知道该如何安慰波斯佩洛夫。告别仪式又拖延了半个小时。最后，大家终于都上路了。

Все пошли до рощи пешком. Софья и Александр в то время, когда переходили темные сени, бросились друг к другу.

大家步行到林子边上。索菲娅和亚历山大在穿过黑暗的拱门时，冲向了彼此。

— Саша! Милый Саша!.. — Сонечка! — шептали они, и слова замерли в поцелуе.

“萨沙！亲爱的萨沙！” “索尼卡！” 他们轻声说着，话语在吻中戛然而止。

— Вы забудете меня там? — сказала она слезливо.

“你在那儿会忘记我吗？” 她含泪问道。

— О, как вы меня мало знаете! я ворочусь, поверьте, и никогда другая...

“哦，你对我太不了解了！我会回来的，相信我，而且永远不会有别人了。”

— Вот возьмите скорей: это мои волосы и колечко.

“快拿着吧：这是我的头发和戒指。”

Он проворно спрятал и то и другое в карман.

他迅速把两样东西都塞进了口袋。

Впереди пошли Анна Павловна с сыном и с Поспеловым, потом Марья Карловна с дочерью, наконец священник с Антоном Иванычем. В некотором отдалении ехала повозка. Ямщик едва сдерживал лошадей. Дворня окружила в воротах Евсея.

安娜·帕夫洛夫娜和她的儿子以及波斯佩洛夫走在前面，然后是玛丽亚·卡尔洛夫娜和她的女儿，最后是牧师和安东·伊万诺维奇。一辆马车在不远处行驶。车夫竭力控制着马匹。门卫尤西在门口被一群下人团团围住。

— Прощай, Евсей Иваныч, прощай, голубчик, не забывай нас! — слышалось со всех сторон.

“再见了，尤西·伊万诺维奇，再见了，亲爱的！别忘了我们！” 四面八方都传来这样的声音。

— Прощайте, братцы, прощайте, не поминайте лихом!

“再见了，兄弟们，再见了，别记仇！”

— Прощай, Евсеюшка, прощай, мой ненаглядный! — говорила мать, обнимая его, — вот тебе образок; это мое благословение. Помни веру, Евсей, не уйди там у меня в бусурманы! а не то прокляну! Не пьянствуй, не воруй; служи барину верой и правдой. Прощай, прощай!..

“再见了，尤西卡，再见了，我的宝贝！” 母亲拥抱着他说道，“这是十字架：这是我的祝福。尤西，记住信仰，别在那儿变成异教徒，否则我就诅咒你！别喝酒，别偷东西；忠诚地为主人服务。再见，再见！”

Она закрыла лицо фартуком и отошла.

她用围裙遮住脸，离开了。

— Прощай, матушка! — лениво проворчал Евсей. К нему бросилась девчонка лет двенадцати.

“再见了，妈妈！” 尤西懒洋洋地嘟囔着。一名大约十二岁的女孩冲向他。

— Простись с сестренкой-то! — сказала одна баба.

“和妹妹道别吧！” 一位妇女说道。

— И ты туда же! — говорил Евсей, целуя ее, — ну, прощай, прощай! пошла теперь, босоногая, в избу!

“你也是！” 尤西一边说，一边亲吻她，“好吧，再见，再见！现在走吧，你这个光脚丫子，回屋去！”

Отдельно от всех, последняя стояла Аграфена. Лицо у нее позеленело.

阿格拉菲娜独自站在后面。她脸色发青。

— Прощайте, Аграфена Ивановна! — сказал протяжно, возвысив голос, Евсей и протянул к ней руки.

“再见了，阿格拉菲娜·伊万诺夫娜！” 尤西提高声音，伸出双手说道。

Она дала себя обнять, но не отвечала на объятие; только лицо ее искривилось.

她任由他拥抱，但没有回抱；只是她的脸扭曲了。

— На вот тебе! — сказала она, вынув из-под передника и сунув ему мешок с чем-то. — То-то, чай, там с петербургскими-то загуляешь! — прибавила она, поглядев на него искоса. И в этом взгляде выразилась вся тоска ее и вся ревность.

“给你！” 她说着，伸手从围裙下掏出一个装着什么东西的袋子。“在彼得堡，你可别乱来！” 她斜眼看着他补充道。这目光中饱含着她的悲伤和嫉妒。

— Я загуляю, я? — начал Евсей. — Да разрази меня на этом месте господь, лопни мои глаза! чтоб мне сквозь землю провалиться, коли я там что-нибудь этакое...

“我乱来？” 尤西开始说。“愿上帝在此处诅咒我，让我眼睛掉出来！如果我在那儿做了什么出格的事，我宁愿钻进地里去！”

— Ладно! ладно! — недоверчиво бормотала Аграфена, — а сам-то — у!

“好吧！好吧！” 阿格拉菲娜怀疑地嘟囔着，“你自己——哼！”

— Ах, чуть не забыл! — сказал Евсей и достал из кармана засаленную колоду карт. — Нате, Аграфена Ивановна, вам на память; ведь вам здесь негде взять.

“啊！差点忘了！” 尤西说着，从口袋里掏出一副脏兮兮的纸牌。“给你，阿格拉菲娜·伊万诺夫娜，留作纪念吧；反正你在这儿也找不到纸牌。”

Она протянула руку.

她伸出手。

— Подари мне, Евсей Иваныч! — закричал из толпы Прошка.

“尤西·伊万诺维奇，送给我吧！” 普罗什卡从人群中喊道。

— Тебе! да лучше сожгу, чем тебе подарю! — и он спрятал карты в карман.

“送给你？我宁愿烧了也不送给你！” 他把纸牌塞回口袋里。

— Да мне-то отдай, дурачина! — сказала Аграфена.

“那就给我吧，笨蛋！” 阿格拉菲娜说。

— Нет, Аграфена Ивановна, что хотите делайте, а не отдам; вы с ним станете играть. Прощайте!

“不行，阿格拉菲娜·伊万诺夫娜，随你怎么说，我就是不给。你会和他一起玩的。再见！”

Он, не оглянувшись, махнул рукой и лениво пошел вслед за повозкой, которую бы, кажется, вместе с Александром, ямщиком и лошадьми мог унести на своих плечах.

他头也不回地挥挥手，懒洋洋地跟在马车后面走，仿佛能把马车、车夫亚历山大和马匹一起扛在肩上似的。

— Проклятый! — говорила Аграфена, глядя ему вслед и утирая концом платка капавшие слезы.

“该死的家伙！” 阿格拉菲娜看着他的背影说道，擦着眼角流下的泪水。

У рощи остановились. Пока Анна Павловна рыдала и прощалась с сыном, Антон Иваныч потрепал одну лошадь по шее, потом взял ее за ноздри и потряс в обе стороны, чем та, казалось, вовсе была недовольна, потому что оскалила зубы и тотчас же фыркнула.

他们在林间停了下来。安娜·帕夫洛夫娜哭着和儿子道别时，安东·伊万诺维奇拍了拍一匹马的脖子，然后抓住它的鼻子，左右摇晃。马似乎很不高兴，因为它龇牙咧嘴，随即喷出一声鼻息。

— Подтяни подпругу у коренной-то, — сказал он ямщику, — вишь, седелка-то на боку!

“把那匹马的肚带系紧点儿。” 他对车夫说。“看，它的马鞍都歪了！”

Ямщик посмотрел на седелку и, увидев, что она на своем месте, не тронулся с козел, а только кнутом поправил немного шлею.

车夫看了看马鞍，发现它位置正常，便没有动身，只是用鞭子稍微调整了一下缰绳。

— Ну, пора, бог с вами! —

“好吧，再见！”

говорил Антон Иваныч, — полно, Анна Павловна, вам мучить-то себя!

安东·伊万诺维奇说。“够了，安娜·帕夫洛夫娜，你别折磨自己了。”

А вы садитесь, Александр Федорыч; вам надо засветло добраться до Шишкова.

“你上车吧，亚历山大·费奥多罗维奇。你得在天亮前赶到希什科夫。”

Прощайте, прощайте, дай бог вам счастья, чинов, крестов, всего доброго и хорошего, всякого добра и имущества!!!

“再见，再见！愿上帝保佑你们，赐予你们官职、勋章、一切美好的事物和财富！！！”

Ну, с богом, трогай лошадей, да смотри там косогором-то легче поезжай! —

“好吧，上帝保佑你们，驾车吧！小心山路难走！”

прибавил он, обращаясь к ямщику.

他又对车夫说。

Александр сел, весь расплаканный, в повозку, а Евсей подошел к барыне, поклонился ей в ноги и поцеловал у ней руку. Она дала ему пятирублевую ассигнацию.

亚历山大含泪坐上马车，而叶夫塞伊走到女主人面前，向她鞠躬并亲吻她的手。女主人给了他一张五卢布的钞票。

— Смотри же, Евсей, помни: будешь хорошо служить, женю на Аграфене, а не то...

“记住，叶夫塞伊：如果你好好干活，我就把阿格拉菲娜嫁给你；否则……”

Она не могла говорить дальше.

她说不下去了。

Евсей взобрался на козлы.

叶夫塞伊爬上了车座。

Ямщик, наскучивший долгим ожиданием, как будто ожил; он прижал шапку, поправился на месте и поднял вожжи; лошади тронулись сначала легкой рысью.

车夫在漫长的等待中感到厌烦，仿佛突然活了过来。他调整了帽子，站稳脚跟，举起缰绳。马车先是慢慢地出发了。

Он хлестнул пристяжных разом одну за другой, они скакнули, вытянулись, и тройка ринулась по дороге в лес.

他突然一连抽打了两匹挽马，它们猛地跳了起来，伸展四肢，三匹马便飞驰在林间道路上了。

Толпа провожавших осталась в облаке пыли безмолвна и неподвижна, пока повозка не скрылась совсем из глаз.

送行的人群在尘土中静静地站着，直到马车完全消失在视线中。

Антон Иваныч опомнился первый.

安东·伊万尼奇最先回过神来。

— Ну, теперь по домам! — сказал он.

“好吧，现在各回各家！”他说。

Александр смотрел, пока можно было, из повозки назад, потом упал на подушки лицом вниз.

亚历山大尽可能久地从车窗向外张望，接着脸朝下倒在靠垫上了。

— Не оставьте вы меня, горемычную, Антон Иваныч! — оказала Анна Павловна, — отобедайте здесь!

“别把我这个可怜人丢下了，安东·伊万尼奇！”安娜·帕夫洛夫娜恳求道，“在这儿吃顿饭吧！”

— Хорошо, матушка, я готов: пожалуй, и отужинаю.

“好的，妈妈，我愿意。或许我会在这儿吃晚饭的。”

— Да вы бы уж и ночевали.

“那你就留下来过夜吧。”

— Как же: завтра похороны!

“怎么会呢？明天还要参加葬礼呢！”

— Ах, да! Ну, я вас не неволю. Кланяйтесь Федосье Петровне от меня, — скажите, что я душевно огорчена ее печалью и сама бы навестила, да вот бог, дескать, и мне послал горе — сына проводила.

“啊，对啊！不过我也不强求你。你替我向费多西娅·彼得罗夫娜问好吧，说我对她的悲伤深感同情，本来想去看望她的，可惜上帝也把悲伤降临到我头上——我送儿子上路了。”

— Скажу-с, скажу, не забуду.

“我会转告的，不会忘记的。”

— Голубчик ты мой, Сашенька! — шептала она, оглядываясь, — и нет уж его, скрылся из глаз!

“我的小宝贝，萨沙！”她边说边回头看，“他已经走了，从视线中消失了！”

Адуева просидела целый день молча, не обедала и не ужинала. Зато говорил, обедал и ужинал Антон Иваныч.

阿杜耶娃默默地坐了一整天，没有吃午饭，也没有吃晚饭。倒是安东·伊万尼奇一直在说话、吃午饭和吃晚饭。

— Где-то он теперь, мой голубчик? — скажет только она иногда.

“他现在在哪儿呢？我的小宝贝？”她偶尔会这么问。

— Уж теперь должен быть в Неплюеве. Нет, что я вру? еще не в Неплюеве, а подъезжает; там чай будет пить, — отвечает Антон Иваныч.

“他现在应该在涅普留耶夫了。不，我说错了，他还没到涅普留耶夫，还在路上呢。他会在那儿喝茶的。”安东·伊万尼奇回答道。

— Нет, он в это время никогда не пьет.

“不，他那个时候从来不喝茶。”

И так Анна Павловна мысленно ехала с ним. Потом, когда он, по расчетам ее, должен был уже приехать в Петербург, она то молилась, то гадала в карты, то разговаривала о нем с Марьей Карповной.

就这样，安娜·帕夫洛夫娜在心里陪着他一起旅行。然后，当她估计他应该已经到达圣彼得堡时，她时而祈祷，时而算命，时而和玛丽亚·卡尔波娃谈论他。

А он?

而他呢？

С ним мы встретимся в Петербурге.

我们将在圣彼得堡与他相遇。