Handelsagenten Fågelsång satt på Turisthotellets terrass i Marstrand och tittade på havet, när två brunbrända flickebarn, det ena i blått, det andra i vitt, kommo som en solglimt i tristessen och satte sig vid närmaste bord.

Торговый агент Фагельсон сидел на террасе отеля Turisthotellet в Марстранде и смотрел на море, когда две загорелые девочки, одна в синем, другая в белом, появились, словно солнечный свет среди унылой обстановки, и села за ближайший стол.

Den ena var ljus och klotrund, den andra svart och smäcker, och handelsagenten Fågelsång rycktes omedelbart från sin beundran av havets skönhet till en ännu större beundran av den smäckra.

Одна была светлокожей и пухлой, другая — загорелой и стройной, и торговый агент Фагельсон сразу же переключился с восхищения красотой моря на ещё большее восхищение стройной девочкой.

Hans blick gled smekande från det vita floret, som hon virat kring håret för blåstens skull ned till de vita skorna, och så snart hon slagit sig ned inriktade han hela sin energi på att inleda en enklare ögonkurtis.

Его взгляд скользил от белого платка, который она обернула вокруг волос из-за ветра, до белых туфель, и как только она села, он сосредоточил всю свою энергию на том, чтобы начать простое непринуждённое общение взглядами.

Ett ögonblick mötte flickebarnet hans blick, kallt och främmande, men när så Fågelsång vågade sig på aningen av ett småleende, vände hon sig plötsligt bort, och började med livligt intresse observera en yngling av urbefolkningen, som nere vid kajen högljutt och med klagande röst meddelade att Putte var hans ögonsten.

На мгновение девочка встретила его взгляд, холодный и отчуждённый, но когда Фагельсон осмелился улыбнуться, она внезапно отвернулась и с живым интересом стала наблюдать за местным юношей, который громко и жалобно объявлял у причала, что Путте — его жемчужина.

Fågelsång ägnade hon inte vidare en blick.

Фагельсон больше не обращал на неё внимания.

»Det var mig en liten hårdflirtad satunge!» tänkte Fågelsång för sig själv, och försökte genom en diskret hostning åter fånga flickebarnets uppmärksamhet.

"Какая нахальная маленькая кокетка!" — подумал Фагельсон про себя и попытался привлечь её внимание с помощью сдержанного кашля.

Men förgäves.

Но безуспешно.

Detta irriterade Fågelsång. Han ansåg sig äga ett fördelaktigt utseende, och uppfattade denna likgiltighet som en direkt personlig förolämpning.

Это раздражало Фагельсона. Он считал себя привлекательным и воспринимал это безразличие как прямое оскорбление его персоны.

Inte ens när musiken spelade upp Cavalleria, och Fågelsång fullt hörbart gnolade: »Min vita li-hilja» blev det något resultat av.

Даже когда играла музыка из оперы "Кавалерия", и Фагельсон громко напевал: "Моя белая ли-хилья", ничего не изменилось.

Den vita liljan låtsades som om handelsagenten Fågelsång alls inte existerade, och när hon och hennes blå väninna druckit sitt kaffe och ätit sina bakelser försvunno de från Fågelsångs horisont lika hastigt som de kommit.

Белая лилия делала вид, что торговый агент Фагельсон вообще не существует, и когда она и её синеволосая подружка выпили кофе и съели булочки, они исчезли из поля зрения Фагельсона так же быстро, как и появились.

Men dagen därpå fick Fågelsång återse henne.

Но на следующий день Фагельсон снова увидел её.

Det var på Strandpromenaden, där hon flanerade ensam i solskenet, vitklädd som förut, och med ett svart band om livet, och som Fågelsång var en modig man, steg han helt lugnt fram och bad att få göra sällskap.

Это было на набережной, где она прогуливалась одна в солнечном свете, одетая в белое, как и прежде, с чёрным поясом, и поскольку Фагельсон был смелым человеком, он спокойно подошёл к ней и попросил разрешения составить ей компанию.

Fågelsång hade aldrig trott att det kunde finnas så mycket kyla mitt i sommaren som den med vilken han blev mottagen, men när han sade sitt namn sken flickebarnet upp.

Фагельсон никогда не думал, что в разгар лета может быть такая холодность, с которой его встретили, но когда он назвал своё имя, девушка оживилась.

»Ett sådant lustigt namn», sade hon, och visade en rad vita tänder och ett par kindgropar, som kommo Fågelsång att kippa efter andan.

"Какое забавное имя!" — сказала она, показав белоснежную улыбку и две ямочки на щеках, от которых Фагельсон затаил дыхание.

»Det är ett vackert namn», svarade Fågelsång övertygande. »Det har jag hittat på själv. Förut hette jag Petrusson.»

"Это красивое имя", — убедительно ответил Фагельсон. "Я сам его придумал. Раньше меня звали Петтерссон".

»Då undrar jag inte på, att herr Fågelkvitter bytte!» sade den sköna.

"Тогда неудивительно, что мистер Фагельсон сменил имя!" — сказала красавица.

»Fågelsång!» rättade handelsagenten. »Men fröken har inte sagt vad fröken heter.»

"Фагельсон!" — поправил торговый агент. "Но вы так и не сказали, как вас зовут".

»Hm! Jag brukar verkligen inte stifta bekantskap så här sans façon, men jag antar, att det skulle vara ohövligt att inte nu säga mitt namn. Jag heter Lingonhjelm.»

"Хм! Я обычно не завязываю знакомства вот так, но полагаю, что было бы невежливо не назвать сейчас своё имя. Меня зовут Лингонхельм".

Det klack till i Fågelsång, ty han hyste, i gemen med hela släkten Petrusson, en djup vördnad för ridderskapet och adeln. Han nästan ångrade att han tilltalat flickebarnet, och funderade på att dra sig ur spelet fortast möjligt då detta plötsligt omintetgjordes av flickan själv, som sade:

Фагельсон вздрогнул, потому что он, как и вся семья Петтерссонов, питал глубокое уважение к дворянству и аристократии. Он почти пожалел, что заговорил с девушкой, и собирался как можно быстрее выйти из ситуации, но внезапно девушка сама прервала молчание, сказав:

»Det är ju, som sagt, inte fullt comme il faut. Men om ni följer med hem och blir presenterad i familjen, så är ju allt korrekt, eller hur?»

"Ну, конечно, это не совсем правильно. Но если вы пойдёте со мной домой и представитесь моей семье, то всё будет в порядке, не так ли?"

»Jo visst, jo visst!» svarade Fågelsång litet nervöst.

"Да, конечно!" — ответил Фагельсон немного нервно.

»Då gå vi genast», svarade flickebarnet, och Fågelsång larvade med.

"Тогда пойдём прямо сейчас", — сказала девушка, и Фагельсон поспешно последовал за ней.

För resten visste han med sig, att han var fin nog att uppträda var som helst.

В конце концов он понял, что он достаточно хорош, чтобы вести себя везде достойно.

Han hade vita skor och gredelina strumpor, vita byxor, grå rock, blå skjorta, grön halsduk och panama med band i de franska färgerna, och som han dessutom hade en nackbena, som allvarligt strävade att nå ned till vekryggen ansåg han, att ingenting brast i hans utstyrsel.

У него были белые туфли и чёрные носки, белые брюки, серый пиджак, синяя рубашка, зелёный шарф и панама с лентой во французских цветах, и, кроме того, у него был выступающий затылок, который серьёзно пытался дотянуться до слабой спины, поэтому он считал, что в его наряде не было ничего неправильного.

Tio minuter senare befann han sig i den villa, där flickebarnet bodde under sommaren, och föreställdes för en ståtlig och vänlig gammal herre.

Десять минут спустя он оказался в вилле, где девушка жила летом, и был представлен статному и дружелюбному старому господину.

»Min far, landshövding Lingonhjelm!» presenterade flickan, och Fågelsång skakade hand, djupt gripen av stundens allvar.

"Мой отец, губернатор Лингонхельм!" — представила девушка, и Фагельсон пожал руку, глубоко тронутый серьёзностью момента.

Handelsagenten Fågelsång hade aldrig kunnat drömma om, att han i hela sitt liv skulle få träffa något så högt uppsatt som en landshövding, och han fann denna ärofulla upplevelse allt annat än angenäm.

Торговый агент Фагельсон никогда не мог даже мечтать, что в своей жизни он встретит кого-то настолько высокопоставленного, как губернатор, и он нашёл этот почётный опыт отнюдь не приятным.

Men hans vita lilja tycktes i stället vara vid alldeles briljant humör, tog honom med sig ut på en balkong, satte honom på yttersta kanten av en korgstol — att få honom att sitta ordentligt gick inte — och såg till att han fick whisky och vatten.

Но его белая лилия, казалось, была в превосходном настроении, взяла его с собой на балкон, посадила его на край плетёного кресла — заставить его сидеть нормально не удалось — и позаботилась о том, чтобы у него был виски и вода.

Se’n kom landshövdingen, som visade sig vara en trevlig karl, om också Fågelsång ibland hade litet svårt att följa med hans konversation, och ungefär samtidigt försvann flickebarnet en stund.

Потом пришёл губернатор, который оказался приятным человеком, хотя Фагельсону иногда было немного трудно следить за его разговором, и примерно в то же время девушка на мгновение исчезла.

Fågelsång hörde hur det pinglade i telefonen, så kom hon tillbaka i ett lynne, som tycktes vara ännu mera strålande än förut.

Фагельсон услышал звонок телефона, а затем она вернулась, казалось, ещё более сияющая, чем раньше.

Snart nog lämnade landshövdingen dem och Fågelsång andades lättare när han blev ensam med flickan.

Вскоре губернатор покинул их, и Фагельсон вздохнул с облегчением, когда остался один с девушкой.

»Trevlig gubbe, er farsa», sade han i sin elegantaste sällskapston. »Men jag känner mig alltid lite haj när jag är tillsammans med såna där pampiga jyckar.»

"Милый парень, твой отец", — сказал он своим самым элегантным светским тоном. "Но я всегда чувствую себя немного неловко, когда нахожусь в компании таких высокопоставленных особ".

»Brukar ni vara det ofta då?» frågade flickan oskyldigt.

"А вы часто так себя чувствуете?" — спросила девушка невинно.

Fågelsång kände att han rodnade.

Фагельсон почувствовал, что краснеет.

»Hm! Ja! Inte precis var dag, men ofta nog. Jag — jag rör mig naturligtvis endast i de allra bästa kretsar.»

"Хм! Да! Не каждый день, но довольно часто. Я, конечно, вращаюсь только в самых лучших кругах".

»Naturligtvis!» instämde flickan. »Det märks ju på herr Fågelsångs nobla uppträdande. Ledigt och otvunget — hallå, flickor, välkomna upp!»

"Конечно!" — согласилась девушка. "Это видно по благородному поведению мистера Фагельсона. Свободно и непринуждённо — эй, девушки, добро пожаловать!"

Det sista var riktat till ett par unga damer, som kommo fram emot villan.

Это последнее было адресовано паре молодых дам, которые подошли к вилле.

Fröken Lingonhjelm föreställde:

Мисс Лингонхельм представила:

»Herr Fågelsång, fröken Sabelkrona, baronesse von Erbingen. Baronessan är hovfröken hos hennes furstliga höghet arvprinsessan av Sachsen-Braunschweig, som just nu är här i Marstrand, som ni vet.»

"Мистер Фагельсон, мисс Сабелькрон, баронесса фон Эрбинген. Баронесса является фрейлиной её высочества наследной принцессы Саксонии-Брауншвейга, которая сейчас находится здесь, в Марстранде, как вы знаете".

Fågelsång bugade djupt.

Фагельсон глубоко поклонился.

»Nä, de hade jag inte hört!» svarade han, och började konversera damerna. Men han avbröts av baronessan, som på bruten svenska meddelade värdinnan, att hennes höghet själv om en liten stund ämnade avlägga visit.

"Нет, я об этом не слышал!" — ответил он и начал беседу с дамами. Но его прервала баронесса, которая на ломаном шведском сообщила хозяйке, что её высочество сама собирается вскоре нанести визит.

»Då är det väl bäst att jag går», sade Fågelsång och reste sig.

"Тогда, пожалуй, мне лучше уйти", — сказал Фагельсон и встал.

»För ingen del», kom det i kör. »Prinsessan blir säkert charmerad av att få möta er.»

"Совсем нет", — закричали все. "Принцесса, несомненно, будет рада встретиться с вами".

Strax därpå kom också prinsessan, en smärt ung dam, åtföljd av ännu en hovfröken.

Вскоре после этого прибыла и принцесса, очень молодая дама, в сопровождении ещё одной фрейлины.

Hon mottogs med all den ceremoni hennes rang krävde, och Fågelsång bugade så djupt, att han hörde hur det knackade i hängselstropparna.

Её встретили со всеми церемониями, соответствующими её званию, и Фагельсон поклонился так глубоко, что слышно было, как щелкнули его панталоны.

Hon såg ut precis som Fågelsång tänkt sig att en prinsessa borde.

Она выглядела именно так, как Фагельсон представлял себе принцессу.

Lång och smärt, försedd med lorgnett i sköldpadd och högdragen, oerhört högdragen.

Высокая, стройная, с веером из черепахи и очень гордая, очень гордая.

När hon tilltalade någon av de andra unga damerna, reste sig denna genast upp och neg djupt, och Fågelsång, som hade lätt för att lära, bugade alltså djupt när han blev tilltalad. Och det blev många bugningar, ty högheten sysselsatte sig huvudsakligen med honom.

Когда она обращалась к одной из других молодых дам, та сразу же вставала и глубоко кланялась, и Фагельсон, который легко учился, тоже глубоко кланялся, когда к нему обращались. И кланялись они много, потому что её высочество в основном общалась с ним.

Och detta var ytterst ansträngande för Fågelsång, ty hon envisades att tala med honom på tyska, medan han endast kunde tala svenska. Det enda som hon fick av honom var därför ett i vånda framstammat:

И это было очень утомительно для Фагельсона, потому что она настаивала на том, чтобы говорить с ним по-немецки, в то время как он мог говорить только по-шведски. Единственное, что он смог сказать ей, было с трудом произнесённое:

»Nicht verstanden, Euers Hochzeit!»

"Не понял, ваша свадьба!"

Ingen av de andra brydde sig om att uppträda som tolk, och högheten pratade på, utan att fästa sig vid hans distress.

Никто из других не захотел выступать в роли переводчика, и её высочество продолжала говорить, не обращая внимания на его затруднения.

Till slut blev situationen outhärdlig för Fågelsång. Han greps av förtvivlans mod, tog sin hatt, studsade upp ur stolen och grep med en underdånig bugning prinsessans hand.

В конце концов ситуация стала невыносимой для Фагельсона. Он схватился за отчаяние, взял свою шляпу, вскочил со стула и с почтительным поклоном взял принцессу за руку.

»Ajö, Euers Hochzeit!» sade han helt burdus, bugade hastigt för de övriga damerna och rusade i väg, utan att akta på de uppmaningar att stanna kvar, som i en välljudande kör klingade efter honom.

"Айё, ваша свадьба!" — сказал он громко, поклонился быстро остальным дамам и убежал, не обращая внимания на призывы остаться, которые звучали за ним в громком хоре.

En liten stund senare satt han åter på Turisthotellets terrass, och lovade sig själv, att han hädanefter skulle akta sig för att slå ned på obekanta flickebarn, hur tilltalande de än månde vara.

Через некоторое время он снова сидел на террасе отеля для туристов и пообещал себе, что в будущем он будет осторожен с незнакомыми девушками, какими бы привлекательными они ни были.

Då fick han helt plötsligt se de fem unga damer han nyss lämnat, komma framåt promenaden.

И вдруг он увидел пять молодых дам, которых он только что покинул, идущих по аллее.

Främst gick prinsessan och fröken Lingonhjelm arm i arm, bakom kommo de tre andra, och allesammans tycktes ha utomordentligt roligt.

Впереди шли принцесса и мисс Лингхольм, держась за руки, за ними шли три другие, и все, казалось, отлично проводили время.

Fågelsång dolde sig omsorgsfullt för att inte bli sedd, men en ung man, som satt i ett sällskap vid närmaste bord, reste sig och hälsade artigt.

Фагельсон старался не попадаться на глаза, но молодой человек, сидевший за соседним столом, встал и вежливо поздоровался с ним.

»Var det inte landshövding Lingonhjelms flicka, den svarta?» frågade en av sällskapet.

"Разве это не дочь губернатора Лингхольма, та с черными волосами?" — спросил один из компании.

»Jo, det var det!» svarade den unge mannen.

"Да, это она!" — ответил молодой человек.

»Vem var den andra, som höll henne under armen?»

"А кто тот другой, который держал её под рукой?"

»Det var en fröken Karlberg från Göteborg. Dotter till Karlberg & Svensson där.»

"Это мисс Карлберг из Гётеборга. Дочь Карлберга и Свенссона оттуда".

Handelsagenten Fågelsång kände hur han blev alldeles kall. Så svor han till, tömde sin grogg och gick till hotellet för att packa.

Торговый агент Фагельсон почувствовал, как у него похолодела спина. Он выругался, осушил свой грог и пошел в отель, чтобы собрать вещи.